— А я нет, — пояснила я.

— Да, — кивнул эльф. — Ты слишком долго была на земле. Ты сейчас человек.

— Неправда! — вскинулась я. Эльф покачал головой.

— Правда, Л'ииикькая. Сильф бы поверил. А твоё тело слишком боится смерти.

— И боли, — добавила я. Робин кивнул. — Хотела бы я знать, откуда взялись эти твари.

— О, очень просто, — оживился эльф. — Из людей.

— Что?!

— Тебя не удивляет, что ты — человек, сделанный из сильфа и праха, — обиделся Робин. — А люди состоят не только из земли, если не знаешь. Ещё из воды, воздуха и огня. Из всего. Когда человек умирает, земля и вода возвращаются к истокам, а огонь пожирает воздух и становится саламандрой. Они ещё как нарочно сжигают своих умерших.

— Не может быть, — твёрдо ответила я. — Я бы чувствовала.

— Я же не говорю, что люди — это помесь сильфа и саламандры, — засмеялся эльф. — Но в людях есть огонь. Это он толкает их на всякие безумства, вроде как защищать родину и ввязываться в драки.

— Я бы чувствовала, — повторила я не так уверено.

— Пока человек жив, в нём всё слито воедино, — пояснил Робин. — Вот ты и не видишь. Взять, к примеру, их чувства.

— Я думала, этим занимаются русалки, — не выдержала я.

— Не перебивай. Вот земля. — Он начертил прутиком символ на полу, и тот засветился. — Земля рождает похоть. К ней добавляется огонь — и похоть становится страстью. Воздух — и возникает влюблённость. Вода превращает её в любовь.

— Почему? — не поняла я. На камнях светились символы стихий. Каждая своим цветом. Они дрожали и переплетались между собой.

Эльф развёл руками. Картинка пропала.

— Реки текут всегда в одну сторону. Вода остаётся водой в любом виде. Её нельзя ни уничтожить, ни остановить. Так и любовь.

— А… — неопределённо потянула я и вгляделась в своего маленького собеседника. — Откуда ты знаешь такие вещи?

— Мне сто лет исполнится на празднике добрых ветров, — надулся мальчишка.

— О. И за что тебя так?

— За занудство, — надулся Робин ещё больше. — Я был слишком взрослым для своего возраста. Эй! Не смейся! Перестань немедленно! Я сказал, перестань!

Но я не могла остановиться даже ради спасения своей жизни. Я смеялась и смеялась, пока эльф, разозлившись, не толкнул меня, а потом не исчез с еле слышным хлопком. Я повалилась на пол, и тут заскрежетал засов в двери.

— Прорыдала весь день, — раздался неодобрительный голос моего тюремщика. Он подошёл и рывком поставил меня на ноги. От смеха и боли нового удара в моих глазах в самом деле стояли слёзы. но… целый день? Эльфы! Неужели обязательно настолько сокращать ожидание?

Маг развернул меня к двери и подтолкнул. Снаружи чулана ждал командор, который оглядел меня с головы до ног и пожал плечами.

— Притворяется, — был его вердикт. — Подобные твари не способны чувствовать. Веди её.

— А последнее слово? — раздался знакомый голос. — Ей ведь дадут последнее слово?

— Рейнеке! — осуждающе воскликнул командор. — Ты не должен сюда приходить, она может снова…

— Она? — равнодушно уточнил чёрный маг, и у меня заныло что-то в груди. Тем, кто творит волшебство своим голосом, нельзя лгать, и, значит… — Не думаю. У неё нет никакой силы меня околдовать. И здесь я не из-за неё.

— А из-за кого? — тут же успокоился белый волшебник.

— Ты уже отошёл, когда тебе принесли письмо из дома. Плохие вести.

— Отец? Мать? — В голосе командора слышался неподдельный страх. Да, конечно, эти люди не чудовища, просто считают чудовищами нас.

— Дядя, — успокоил его Рейнеке. — Тэн южного моста умер вчера ночью. Нас зовут на похороны.

— Я не могу, — смутился белый волшебник. — Нам запрещено иметь дело со смертью, ты знаешь.

— Вот как? — кивнул на меня Рейнеке.

— Такие, как эта, не в счёт, — пояснил белый маг. — Когда люди отвергают заветы Великого Мага, они теряют душу, а тело их сгорает в огне дотла. Мы ставим помост над рекой, и пламя, разделавшись с этими, сжигает и помост. Пепел уносит река, и Белый орден ничто не оскверняет.

— А когда умирают ваши братья? — заинтересовался Рейнеке.

— Мы всегда предвидим их смерть, так что они успевают покинуть свою ложу и сохранить её чистой. Любой керл в округе с радостью предоставит свою хижину, чтобы приютить белого мага, ведь это его обязанность как вассала.

— А хижина ненароком не оскверняется? — продолжил любопытствовать чёрный волшебник.

— Оскверняется, и керл обязан её сжечь, не вынося наружу ни единой вещи, — подтвердил белый маг. Я охнула, но на меня никто не обратил внимания. — И один сезон ему запрещается возделывать землю. Это священный обычай.

— Я понимаю, — со всей серьёзностью согласился чёрный маг. — Так ей не полагается последнего слова?

— Мы никого не казним, — отрезал командор. Он кивнул брату ордена, и меня подтолкнули в сторону выхода во двор. — Мы уничтожаем то, что продолжает оставаться рядом с людьми по нелепой случайности. На самом деле она давно мертва.

— Тонко замечено, — кивнул Рейнеке, и меня толкнули дальше.

Будь я сильфом, я бы разрыдалась. Человеческое тело не смогло выдавить ни слезинки, когда на него смотрели люди, равнодушные к чужим страданиям. Будь я сильфом, мне было бы всё равно, сколько вокруг людей. Будь я сильфом, они бы меня не видели…

— Да не трясись ты так! — послышался издевательский голосок Робина. Я оглянулась и получила ещё один тычок в спину. Но всё же успела разглядеть эльфа — он сидел на шее у моего конвоира и от избытка чувств подгонял его пятками. Человек, конечно, ничего не замечал, только поводил плечами, пытаясь избавиться от непонятного ощущения. — Всё просто. Река, помост, русалки. Всё будет хорошо.

— Иди же ты, отродье, — снова толкнул меня конвоир и тут же поймал, когда я чуть не упала.

Маги в самом деле не считали предстоящую им процедуру казнью. Не было ни барабанного боя, ни герольда со списком моих злодеяний, ни палача. Была река, протекающая рядом со стенами ложи, крепко сколоченные мостки, аккуратно сложенные дрова, деловитый послушник с факелом. И толпа. На западе догорал закат.

Когда мы вышли из ворот, кто-то засвистел, но в толпу сразу пошёл один из магов ордена, и свист прекратился. Стало очень тихо.

— Ступайте прочь! — приказал командор собравшимся людям. — Не на что тут смотреть. Это дела Ордена.

Толпа попятилась, давая нам пройти, но никто не ушёл. Маги, впрочем, не обращали на простых людей внимания. Я тоже. Стоило мне сделать несколько шагов к мосткам и факелу, как в ровно горящем пламени словно бы что-то сгустилось. Я сощурилась и увидела проступающие сквозь огонь контуры ящерицы. Саламандра. Хищная тварь, почуявшая свою исконную добычу. Пламя затрепетало и вытянулось в мою сторону — это саламандра высунула из огня голову. Омерзительно пахло гарью, перекрывая даже запах реки. Меня сковал смертельный ужас, колени мои ослабли, и я рухнула на землю. Снова раздался свист. Конвоир опять вздёрнул меня на ноги и швырнул прямо на сложенный костёр. Саламандра дёрнулась за мной и пламя наклонилось в сторону реки. Удар о дерево был ничуть не менее болезненным, чем о камни, но я собрала все свои силы, чтобы сползти с поленьев. Там, за мостками, река, а река не может гореть.