на талию, путаясь в моей воздушной розовой юбке. Одна его рука скользит под волосы, обхватывает шею и сжимает с такой силой, будто он решил меня убить. Но это что-то сродни убийству, потому что сердце вот-вот не выдержит такого бега. Мы целуемся как дикари, до боли. Я знаю, что Артему больно, когда мои ногти впиваются в его плечи, когда кусаю его губы и сжимаю крепче шею, чтобы удержаться на месте. А он сминает мои бедра, тянет за волосы и иногда разрывает поцелуй, что просто бесчеловечно в эту минуту. Его губы и язык скользят по моей шее до высокого ворота платья, пальцы цепляются за ряд жемчужных пуговиц, которые, конечно, не расстегнуть вот так просто, но он и не пытается. Отчего я чувствую во всем теле практически боль?

– Это же ничуть не похоже на твои книжки, верно? – хрипло шепчет он мне на ухо, прежде чем кусает за мочку.

– Не прекращай, пожалуйста, – тянусь к нему снова, как к жизненно важной энергии вроде воды или воздуха, но Бродяга уворачивается.

– Зачем ты это делаешь, если потом уйдешь? – говорит он, обхватив мое лицо обеими руками и прижимаясь своим лбом к моему.

– Не уйду. И ты никуда не уйдешь.

– Хах, ну да. Ты же знаешь, я легко утешусь.

– Ни за что не поверю.

Потому что это неправда. Я же вижу, что он так же с ума сходит, как и я. Никакая другая его точно не получит. Ни за что!

– Посмотрим. – Он сжимает губы, кивает мне, мол, вызов принят, и ставит меня на ноги.

– Артем.

Но его фигура в темноте уже отдаляется. И дальше, и дальше.

– АРТЕМ!

– Поговорим, когда сама ко мне решишься подойти, принцесса.

Одиннадцатая глава

ЭТО МУЧИТЕЛЬНО. ФИЗКУЛЬТУРА на улице, и он через забор облагораживает мраморной крошкой тропинки, таская огромные мешки на одном плече. А потом к нему, как обычно, подходит какая-то девчонка и долго хихикает, прежде чем обнять на прощание. Столовая, и он помогает Саше, у которой забинтована рука. Таскает посуду и подносы с таким видом, будто это королевская привилегия. И никто из девчонок даже не ест, пока он в поле зрения. Его видно из окна кабинета истории работающим во дворе. Он приходит чинить замок в кабинет английского. И его обсуждают еще больше, чем в первый день.

– Леди Джейн, а правда, что он целуется так, что имя свое забываешь?

– Эй, Лида, приведешь его на вечеринку к Соне?

– Слушай, а нет его фотки с голым торсом?

– ОТСТАНЬТЕ! – Я не выдерживаю и ухожу прямо во время последней пары под крики преподавателя, что поставит мне пропуск.

От кабинета иду прямо к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и вижу Артема там. Рядом с какой-то красоткой-старшекурсницей, которая улыбается ему, он низко к ней наклоняется, что-то шепнув на ухо, и они вместе уходят. Конечно, он пошел решать ей контрольные или выписывать липовую справку за справкой.

Даже рефлексировать на эту тему не хочу!

Сползаю по стене, сажусь прямо на пол. Вытягиваю ноги и долго смотрю на мыски ботинок. Потом на манжеты платья, по которым расползлись влажные пятна от слез. Высохнут, конечно. Трижды стучусь затылком о стену, прежде чем начать с собой диалог и, наконец, встать.

– Лида? О, а я тебя ищу. Сегодня в семь ужин.

Я поднимаю злобный усталый взгляд на Артура, который стоит напротив, будто не видя, что я сижу на полу в слезах.

– Иди на хрен, Артур, – не своим голосом говорю ему и вижу, как наконец-то этот сладкий мальчик меняется в лице.

И когда в моем вокабуляре появились такие слова? Даже смешно становится, так что не могу не улыбнуться, и это знак для моего личного мистера Коллинза, что можно продолжать вялую схватку за мое сердце.

– Э-э… ой. – Он смеется, будто я пошутила.

Не пошутила.

– Я не пойду с тобой на свидание. Ни в семь. Ни в восемь. Ни завтра. Ни послезавтра.

– О, а…

– Знаешь почему?

– Ну…

– Потому что ты и вполовину не то, что мне нужно. И на меньшее я соглашаться не собираюсь, представь себе.

Встаю с пола, отряхиваю юбку и иду на выход. Телефон оживает, но никаких новых сообщений нет, только пара рекламных рассылок на почте, не стоящих внимания. Вызываю такси, кидаю скрин папе, чтобы не сомневался, что я не стану кататься ни с кем на трамваях. А дома падаю лицом в подушку и долго-долго лежу. Я даже не хочу читать. В моих любимых романах все или слишком хорошо, или слишком плохо, а я не вмещу в свое сердце еще хоть каплю чьих-то любовных страданий.

Уснуть получается так быстро, что, когда открываю глаза, не понимаю, спала вообще или нет. Над головой кто-то хлопает в ладоши, в комнате темно.

– В чем дело?

– Это я тебя спрашиваю, в чем дело? Мы с Антоном, – она отводит взгляд, – поговорили с Артуром и сегодня идем в ресторан.

– Идите. Благословляю ваш союз. Я никуда не пойду.

– Пойдешь. Я уже сказала родителям. На! – Она кидает мне пакет с логотипом какого-то модного бренда, и я его кое-как ловлю. На кровать оттуда падает что-то с воротом, напоминающее пиджак.

– Что это?

– И ты оденешься как подобает. Это уже не смешно. Чтобы моя сестра сидела и ревела, как идиотка, в коридоре на полу. Из-за какого-то бродяги. Не пойдешь – отцу все расскажу. Быстро! Собирайся.

– Вера. Ты не можешь и дальше решать за меня. Я. Никуда. Не иду.

– Идешь.

– А что потом? Ты так же придешь в мою комнату со свадебным платьем?

– Если понадобится.

– Ты правда веришь, что все делаешь правильно в своей жизни, чтобы лезть в мою? – спокойно спрашиваю я.

– Конечно. У меня отличные отношения, и… все идет правильно! И я желаю тебе того же!

– Хорошо. Замечательно, – безжизненно киваю я.

– Собирайся. Через час заедет Антон.

Я киваю снова. И достаю из пакета дорогущий оверсайз-пиджак, какой ни за что не оказался бы в моем гардеробе. Брюки палаццо, в которых, я уверена, буду чувствовать себя ужасно, и что-то вроде топа или корсета с открытой грудью и плечами. Я буду будто голая.

Примеряю одежду просто из интереса, а что, если бы я выглядела… так? Была такой. С ошейником-чокером на шее, в брюках и пиджаке словно с чужого плеча. В стильном черном топе, который подчеркивает каждый изгиб моей фигуры.

Я себе не