Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из трубки кто-то возмущенно кричал. Ампиров посмотрел на ожидавшего Романченко и, не дождавшись паузы, вклинился:
— Ладно! Бог с ним! Из любого положения всегда есть два выхода — знаете этот анекдот? Как-нибудь на досуге расскажу. Постараемся что-нибудь придумать. А вы сейчас езжайте в салон «Прибор». Наша банковская фишка уже к ним пришла — звонили. Заберите осциллографы и частотомеры. Все. Меня здесь человек ждет. Будьте здоровы!
Он положил трубку и обратился к Алешке:
— У Вас что?
— Я — Романченко, Алексей. Студент-дипломник. Пришел на практику.
— Преддипломная практика началась еще позавчера. А для Вас что, особые сроки назначены?
— Нет, но…
— Какое еще «но»? Я Вам что, лошадь, что ли?
— Понимаете, так получилось…
— Меня совершенно не интересует, что там у Вас и как получилось! Вы опоздали на самую важную практику. Значит, она Вам не нужна! Тогда кому она нужна? Мне, что ли? У меня от всякого рода практик уже двадцать с лишним лет передышки нет!
— Но у меня назначение на практику на Вашу кафедру, Валентин Аркадьевич…
— Вы на меня, пожалуйста, не давите! Прогуляли два дня — идите, гуляйте дальше.
— Валентин Аркадьевич, я, разумеется, виноват. Но практику же надо проходить. Пожалуйста, дайте мне работу. Самую трудную! Я работы не боюсь. Увидите — справлюсь.
— А у нас уже все участки работы на ближайшее время распределены! Так что извините! Практику проходите где-нибудь в другом месте.
— Валентин Аркадьевич! Не отчисляться же мне из-за опоздания на два дня! Я за это втройне отработаю!
— Все хорошо вовремя, дорогой Романченко! Вот что мне прикажете с Вами делать? Где я теперь для Вас работу искать должен? Как Вы себе это представляете?
— Ну, что-нибудь паять меня посадите. Я могу паять — и быстро, и качественно!
— Да паяльщиков у нас, как навоза в свинарнике! Что Вы еще считаете, что умеете делать?
— Ну, какие-нибудь бумаги обрабатывать, фотопленки с результатами измерений. Я это уже делал у Вас на кафедре. После третьего курса на летней практике. Вот здесь — за этой стенкой.
— Дорогой мой! На этом у нас сидит целая толпа девочек! И фактически с половинной нагрузкой. В основном болтают без умолку. Одной захочется пописять, так она ведет с собой еще десяток. А уволить не имеем права. Таковы советские законы. Хорошо это или плохо — вопрос дискуссионный. Но не нам и не здесь это решать. А поручить им, к сожалению, больше нечего! Вот что Вы еще смогли бы делать в лаборатории? Нужное, конечно, а не так, для отбывания номера.
— Приборы ремонтировать, измерения проводить…
— Этим у нас специалисты занимаются, а не случайные люди вроде вас. Они и аппаратуру знают, и опыт имеют. А Вы что? Ни то, ни другое. Видите, Вы для нас абсолютно бесполезны!
— Можно плакаты какие-нибудь рисовать…
— Миленький Вы мой! — перебил его Ампиров, — Вы что, художник?
— Нет, но…
— Никаких «но». Раз нет — значит нет. Вы нам не нужны.
— Так что же мне делать?
— А я откуда знаю? Что Вы меня заставляете Ваши личные вопросы решать? У меня и своих предостаточно, уверяю Вас!
— А можно, я к Окину подойду? Он обещал меня на диплом взять.
— У него уже есть два студента-дипломника. С тремя он не справится — работы у него своей, не считая учебной — пруд пруди!
— Быть может, он меня третьим согласится взять? Можно, я спрошу его?
— Ни в коем случае! Я, как заведующий кафедрой, буду категорически возражать.
— Почему?
— Вы что, допрашивать меня сюда пришли?!
— Нет, Валентин Аркадьевич, я…
— Тогда поучитесь себя вести, молодой человек! Вам еще рано заведующему кафедрой вопросы задавать! Но Вам я, так уж и быть, отвечу. Если у преподавателя, тем более молодого, три студента-дипломника, он ими управлять уже не в со-сто-я-ни-и. Из такого руководства может получиться только пшик. Так что идите в деканат, что ли. Пусть декан направляет Вас на другую кафедру. Возможно, их там устраивают и разгильдяи вроде Вас! Или есть недогруженные сотрудники, которые смогут быть Вашими руководителями. А нам Вы не нужны. Поймите, наконец, такую простую вещь: научная лаборатория — это сложный инерционный механизм, и он уже запущен. Его работа стоит государственных денег. Чтобы в него ввести новую деталь, его необходимо остановить. А простой — это потери и сбои. В таких случаях думают, стоит овчинка выделки или нет. Вы что, такая важная деталь, ради которой есть смысл идти на такие потери? Идите, мне край — нужно работать, а я тут с Вами время теряю.
Ампиров углубился в бумаги. Но Алешка продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.
— Валентин Аркадьевич! Пожалуйста… Я не хочу… на другую кафедру!
— Идите, Романченко. Чего Вы стоите? Здесь не ставится вопрос «хочу — не хочу». Вы опоздали — поезд ушел. Дорога ложка к обеду. После обеда ее можно выбросить. Идите, Бога ради! Не мешайте мне работать.
Алешка не двинулся с места. Ампиров встал, готовясь уйти, и начал собирать бумаги в папку. Некоторые он сразу откладывал, другие тут же клал в ящик стола. Иные он несколько раз перечитывал, размышляя, что же с ними делать. Взяв несколько бумаг, сколотых скрепкой, Ампиров задумался. Поразмыслив несколько секунд, он неожиданно спросил:
— Кстати, а подписи подделывать Вы умеете?
— Нет, что вы, Валентин Аркадьевич! Избави Бог! Никогда в жизни этого не делал! Это против моих правил, в конце концов, — запротестовал Романченко.
— Да? А жаль! Нам как раз нужен такой человек! Может, попробуете? Вот Вам образец. А вот бумага. Берите сколько нужно и тренируйтесь. Вдруг получится? А я приду часа через полтора. Вот ключ от кабинета. Но без меня, пожалуйста, не уходите. Можно только в туалет выйти минут на пять. Так как, а? — спросил Ампиров, выжидательно уставившись на Алешку суровым взглядом.
— Не знаю, ей-Богу… — засомневался Алешка.
— Никаких «не знаю». Да или нет?
— Да, конечно. У меня выхода нет, — сказал, вернее, прошептал Алешка.
— Это уже лирика. Оставим ее поэтам. Все. Я пошел. Телефон я переключу на секретаря, — он щелкнул тумблером. — Успеха Вам.
Ампиров вышел из кабинета, плотно затворив за собой дверь. А Романченко принялся выполнять столь необычное поручение заведующего кафедрой. Это, несомненно, был шанс разрешить столь неприятную проблему, как конфликт с Ампировым. И Алешка ухватился за него с надеждой. Сначала у него получались только неуклюжие каракули. Потом стало выходить что-то вроде грубой копии предложенного образца.
