плотиной, я был страстным рыбаком и считал себя в этом деле матерым, искушенным профессионалом. И только мой лучший друг Вовка Родионов был для меня по части рыбной ловли единственным и непререкаемым авторитетом.

Все летние каникулы мы с Вовкой проводили с удочками на берегу Старого Днепра. Наши ровесники гоняли в футбол, баскетбол, играли в волейбол и прочие мальчишеские игры. А нас манил Днепр, вернее, Старый Днепр — в любую погоду. Лишь бы родители отпустили. И не было для нас большего счастья, чем прийти домой с уловом и угостить своих домашних свежей рыбой.

А по дороге домой, когда мы шли, гордо потрясая немалыми трофеями, нас останавливали местные, правобережные женщины и просили продать немного рыбы. И мы, чего уж греха таить, продавали. Таким образом, мы зарабатывали на дефицитные в то время крючки, бамбуковые удилища, леску и прочие снасти.

Вы бывали когда-нибудь на Старом Днепре? Нет? Тогда вы многое потеряли в жизни. Вы хоть знаете, что такое Старый Днепр? Тоже нет? Тогда я вам вкратце расскажу.

Знаменитую плотину ДнепроГЭСа вы, разумеется, знаете. В советские времена о ней много писали и балаболили по радио, как об одной из первых советских новостроек. Даже Маршак писал:

Человек сказал Днепру:

Я —

стеной тебя запру.

Ты —

с вершины будешь прыгать,

Ты —

машины будешь двигать.

Нет, —

ответила вода, —

Ни за что

и никогда.

Но Днепр все-таки заперли бетонной плотиной, выше которой по течению вода поднялась на пятьдесят с лишним метров и затопила знаменитые днепровские пороги, которые, собственно, и дали название нашей местности, а впоследствии и городу — Запорожье. За порогами, значит. И еще вода затопила роскошные плавни, погубив многочисленные плавневые хозяйства. Затопила она и великолепные луга, где раньше нагуливали вес тучные коровы, козы и овцы. И еще она затопила поселок Кичкас.

Не залитым оказался только небольшой островок суши, который усердные исполнители Великого Сталинского Плана Преобразования Природы назвали Островом Ленина.

А ниже плотины оголилось несколько скал, образовав новые острова, такие как Два Брата, или увеличив малые островки, такие как Дубовый. А еще чуть ниже Днепр разделяется на два рукава, охватывая огромный остров Хортица. Левый рукав — основная судоходная артерия с отлогими песчаными берегами — называется Днепр, а правый, несущий свои воды к югу меж скалистых берегов из серого гранита, — Старый Днепр.

На берегу Старого Днепра расположена правобережная часть города Запорожье. Этот район так и называется — Правый берег. На Правом берегу жила моя тетка по матери со своей семьей, а Вовка Родионов жил по соседству с моей теткой.

Течение в Старом Днепре было тогда быстрым, стремительным. На скалах, выступающих в виде мысов, в начале сезона сидели чехонщики. Это были в основном желторотые мальчишки, желающие похвастаться перед своими домашними, какие они искусные и удачливые рыбаки. Чехонь ловилась легко, потому что было ее видимо-невидимо, и любила она играть там, где течение было особенно быстрым. Бери — не хочу.

Но серьезные рыбаки, а мы с Вовкой относили себя именно к таковым, чехонь не брали и на чехонщиков смотрели с презрением. Карп, судак, сом, иногда лещ были целью и предметом добычи серьезных и профессиональных рыбаков.

У самого берега Старого Днепра выстроили камнедробильное предприятие, где измельчали в щебень днепровский гранит, который добывали в карьере неподалеку. Камнедробилка была построена с таким расчетом, чтобы высыпать щебень непосредственно в баржи, которые маленькие буксиры медленно тащили в южном и в северном направлениях. Таким образом, днепровский гранитный щебень поступал в качестве строительного материала на великие стройки коммунизма.

Между камнедробилкой и карьером Старый Днепр образовывал огромный залив с великолепным песчаным пляжем. Там в течение дня резвилась местная детвора. По окончании рабочего дня на пляж сходились трудящиеся с Запорожского Трансформаторного завода, расположенного недалеко от берега.

В летнюю пору вода в заливе нагревалась за день так, что в ней просто невозможно было замерзнуть. Купаться мешали только буйно разраставшиеся в разогреваемой запорожским солнцем теплой, как парное молоко воде водоросли и прибрежная тина. Ребятишки вместе по команде выбрасывали эту тину на берег и с радостными криками извлекали из нее бьющихся серебристых вьюнков, которыми потом угощали своих домашних и уличных кошек.

Только когда темнело, народ расходился по своим домам, чтобы завтра снова вернуться сюда после трудового дня.

Залив окаймляли грунтовая автомобильная дорога и железнодорожное полотно. По этим путям из карьера на камнедробилку доставлялся свежедобытый камень. Как-то этот производственный комплекс (карьер — камнедробилка) посетил какой-то представитель ЦК. Ему показалось, что, огибая залив, транспорт расходует слишком много горючего. А для советских новостроек и для осуществления Великого Сталинского Плана Преобразования Природы ценна каждая капля этого самого горючего.

И строго по прямой от карьера до дробилки, прямо через залив была проложена насыпь из каменных глыб и щебня, по которой пустили производственный транспорт. Сэкономленное горючее пошло на стройки века и другие советские свершения. Рационализаторы получили премии — кто тысячи, а кто по десятке-другой. В зависимости от чина.

Таким образом, по одну сторону от насыпи образовалось вонючее озеро, в котором водились только головастики, лягушки, змеи да пиявки, а по другую каменные глыбы с острыми краями образовали новую береговую линию. Мы с Вовкой так горевали по былому роскошному заливу! А патриотически настроенные дяди и тети доходчиво разъясняли нам политику Партии и убедительно доказывали, что Советская власть ничего зря не делает. А те, кто решил проложить через залив насыпь, — не глупее нас. Мы же либо еще не доросли до понимания важности экономии горючего, либо просто глупы.

Сочтя себя полными тупицами и недоумками, мы с Вовкой стали купаться или в скалах, или в следующем вниз по течению заливе. Таких заливов было еще три. Но все они были много меньше принесенного в жертву индустриализации. Народа там было мало — далеко от жилья. Только рыбаки сидели со своими удочками и цыкали на купающихся, чтобы не распугивали рыбу.

После третьего залива начинался песчаный берег, поросший влаголюбивым кустарником и изрезанный мелкими ручейками. Там уже редко можно было встретить человека. Разве что какого профессионального рыбака. Но они грудились в основном на пологом скалистом берегу, где метрах в двадцати от воды бил родник. Местное название — Криничка. Вода в роднике была чистой, холодной и очень вкусной. Особенно в летнюю жару. Многие даже возили оттуда воду домой на повозках — в бидонах и бочонках.

У Кринички собиралось пестрое общество рыбаков, как профессионалов, так и любителей. И разговоры там