Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что там случилось, Элеонора Спиридоновна?
— Зайди к шефу. Ты ему срочно нужен.
— Чего еще ему не хватает? — несколько встревожено спросил он.
Валентин тревожился всякий раз, когда шеф приглашал его для беседы, имея при этом абсолютно чистую совесть. Он относил это за счет недавней студенческой привычки — бояться преподавателей, особенно такого ранга, как Ампиров.
Шорина, оставив его вопрос без внимания, уверенной походкой шла к кабинету шефа. Коротченко, поправляя на ходу галстук и одергивая пиджак, шел за нею с чувством настороженности в душе. Элеонора вошла первой, как и подобает даме, а Валентин — вслед за нею.
— Вот, — заговорщически улыбаясь, сказала Шорина, — я привела к Вам Валентина Прокофьевича.
— Отлично, Элла. Сядьте оба. Валентин, Вам не говорила Элеонора Спиридоновна, зачем я Вас пригласил?
— Нет, Валентин Аркадьевич.
Ампиров протянул ему бумагу, которую несколько минут тому назад показывал Шориной.
— Мы имеем возможность взять одного преподавателя со стороны. Вы не можете порекомендовать кого-либо из своих сокурсников?
Коротченко достал носовой платок и вытер пот со лба. Он на минуту задумался, а потом его словно осенило:
— Я недавно встретил одного сокурсника из параллельной группы. Он сейчас в авиационном. Ассистентом работает. Говорил, что хотел бы вернуться в родной вуз.
— А как фамилия? — поинтересовалась Шорина.
— Очерет. Гена Очерет.
— Хороший парень. Великолепно соображал. Помню, курсовую работу по длинной линии лучше всех в группе выполнил. И защитил великолепно. Я бы его взяла, — заключила Шорина, — такой и в коллектив прекрасно впишется, и преподавать будет талантливо.
— Как, говорите, его фамилия? — поинтересовался Ампиров.
— Очерет. Гена Очерет, — сказала Шорина.
— Это не тот ли, что тогда летом на практике добросовестнейшим образом обработал данные, в отличие от своих товарищей, а мы его так незаслуженно наказали?
— Не мы, а вы, Валентин Аркадьевич, — съязвила Шорина, но шеф оставил ее укус без внимания.
— Он самый, Валентин Аркадьевич, — сказал Коротченко, довольный тем, что его кандидатура встретила такую мощную поддержку.
— Надо брать. Тем более что мы перед ним немножко в долгу! Пригласите его завтра вечером ко мне в кабинет… — он полистал свой ежедневник, — часам, скажем, к шестнадцати. Идет?
— Не знаю, спрошу. Если он в это время не занят, то непременно придет.
Я сидел, углубившись в книги, не обращая внимания на возню, которую по обыкновению перед сном устроил мой трехлетний сын, и готовился к лекции. Моя мама подзадоривала его, а он бегал и хохотал. Галя гладила белье, иногда подхватывая ребенка на руки, с эмоциональным взвизгиванием прижимая его к себе и вновь отпуская резвиться с бабушкой. Было около девяти вечера, когда кто-то позвонил в дверь.
— Кто бы это так поздно? — удивилась мама.
— Наверное, кто-то из соседей, — ответила Галя и побежала открывать дверь.
Из прихожей послышался мужской голос, который мне показался знакомым, и Галя вошла в комнату в сопровождении Вали Коротченко.
— Здравствуйте, — сказал он, щурясь от яркого света.
— Здравствуй, Валя! Какими судьбами? — спросил я, удивленный столь поздним визитом сокурсника.
— Привет! — сказал Никитка. — А что ты мне принес?
— Ах ты бессовестный! — сказала Галя. — Разве так можно? Так воспитанные детки не говорят!
— Со мной можно, — сказал Валентин, расстегивая портфель. — Угадай, что это?
— Машина! — радостно выкрикнул Никитка.
— Почти угадал. Танк, — смеялся Валентин. — На вот, держи.
— Бабушка, смотри, какой танк мне дядя принес!
— А что надо сказать? — спросила бабушка с напускной строгостью.
— Спасибо, — ответил Никитка и побежал в соседнюю комнату, откуда тотчас донеслись звуки, издаваемые танком, который он уже гонял из одного угла в другой.
— Раздевайся, Валюша. Чайку попьем, поговорим. Ты же голодный, с работы, — пригласил я.
— Нет, Гена. Я на минуту — по делу.
— По какому еще делу? — удивился я.
— Ты, кажется, изъявлял желание вернуться в родной вуз?
— Да, было такое.
— Так вот, есть такая возможность.
— Да что ты говоришь! Неужели?
— Завтра, если сможешь, часа в четыре подойди к Ампирову. Я тебя встречу возле его кабинета и представлю. Так как, сможешь?
— Конечно! Я в это время свободен. У меня только с утра одна пара — и все. Да разденься же ты, в конце концов! Расскажи, что там и как, — суетился я.
— Нет, Гена, не могу. Да и Никитке спать пора. Верно? — обратился он к вбежавшему в комнату вспотевшему Никитке.
— Нет! Я еще с танком играть буду! — громко выкрикнул Никитка.
— Хватит, — спокойно, но твердо сказала Галя. — Умываться и спать.
Валентин направился к выходу, а я пошел его проводить.
— Только смотри, — сказал Валентин на прощанье, — на ассистента не соглашайся. Проси только старшего.
— Старшего? — от удивления я чуть не упал на месте.
— Только старшего! До завтра, Гена.
— До завтра, Валюша. Ну-у, спасибо!
На другой день ровно в четыре я уже стоял у двери кабинета Ампирова. Там было темно и тихо. Но рядом, в учебной и научной лабораториях жизнь, что называется, кипела. В коридорчике трещал телефон, сотрудники без конца мотались из комнаты в комнату кто с чертежами, кто с радиоблоками, кто с инструментами. Из лаборатории прямо на меня вышел Балабин.
— Привет, Виталик!
— Здоров, Гена. Прибыл к нам на должность старшего преподавателя? Слышал, слышал о твоем приходе на нашу кафедру.
— И ты считаешь это возможным?
— Да. Я слышал, что есть такая возможность. Извини — у меня работа. Я побежал.
Виталик ушел, а я остался дожидаться Коротченко.
Прозвенел звонок. Из учебной лаборатории вышла Шорина с бумагами подмышкой.
— О! Знакомые все лица! Кого я вижу!
— Здравствуйте, Элеонора Спиридоновна! Вы меня помните?
— Ну — Вы незабываемы! Чего это Вы решили к нам наведаться?
— Да вот, слышал, что есть возможность возвратиться в альма-матер.
— Очень приятно. Только немного подождите. Сейчас Валентин Аркадьевич придет. Он ждет Вас и надеется, что Вы согласитесь у нас работать.
— Даже так?
— Да, он помнит Вашу работу на полигоне и чувствует себя перед Вами немного виноватым. Так что надейтесь, но сами ему об этом не напоминайте. Он этого не любит. Что Вас побудило вознамериться вернуться в родной вуз?
— Многое. Авиационный — не мой институт. Там сейчас такое творится! Сплошь демобилизованные полковники у власти. Все свои военные порядки наводят, поучают. А сами в высшей степени безграмотны! Вы себе не представляете!
— Представляю! Еще как представляю! Это мне говорили. Время такое. Турнули
