Волыни мы не находим ничего подходящего, ничего, кроме имений с «комбинациями», тогда как мы хотим трудиться, а не комбинировать.

Еще три осенних месяца мы провели без сна и отдыха. Мы посетили все стóящие места и все, что продавалось именно в западных губерниях, может из-за добрых воспоминаний, а может не могли забыть засуху и голод, с которыми мы в юности столкнулись с сестрой в восточных губерниях.

В октябре мы с мужем вернулись обезнадеженные к родне в Петербург и решили успокоиться до следующей весны. Но у Виктора не было работы и не было никакого занятия, а с его живостью и энергией проводить время, ходя по гостям и наслаждаясь театром, невозможно. Он собирался поехать в этот раз в Киев один посмотреть какое-то небольшое имение, которое нам расхвалили, и взял билет на вечерний поезд на Ровно. За четверть часа до отъезда пришла телеграмма из Вильны, в которой говорилось, что генерал согласен уступить Глубокое и просит нас о встрече.

– Я поеду в Ровно через Вильну, – сказал муж, – между двумя поездами я заеду к генералу, и мы просто поболтаем, не принимая пока решения.

Несколько дней спустя муж умолял меня приехать к нему в Вильну. Он убеждал меня в том, что Глубокое самое милое имение, так как имение в Киеве совсем бы мне не понравилось, и что он согласен с тем, что Глубокое неудачно расположено. Действительно, путь из Свенцян утомителен, но в четырнадцати километрах от Глубокого есть Крулевщина, еще одна железнодорожная станция, на этот раз на магистральной линии Седлец – Бологое.

При наличии лошадей несложно проделать путь в четырнадцать километров. Винокурня? Но спирт из Глубокого чаще всего отправляли в Англию для изготовления алкоголя или взрывчатки, а не для того, чтобы травить и губить местное население.

В конце концов, Виктор ответил на все мои возражения и вдобавок заверил, что в десяти минутах ходьбы у нас будет поезд, с которым мы сможем доставлять сельскохозяйственные продукты. И не надо бояться избытка фруктов, овощей, пшеницы и сена, у нас будут пути сбыта. Мы сможем смело работать и разводить птицу и скотину в любых количествах, не боясь переизбытка. Нет парка? Но мы разобьем сады и посадим множество деревьев. Обустроим и обставим дом.

К тому же мы не можем сбросить со счетов то преимущество, что в десяти минутах ходьбы находится железнодорожный вокзал, почта, телеграф, в двадцати минутах – рынок, лавки, аптека, больница, школы и т. д. Гордон был совершенно прав. Я уступаю. Конечно, это не Сарны, это ферма, и мы будем работать как фермеры.

Девятнадцатого октября мы совершили сделку и еще раз поехали в Глубокое, в этот раз вдвоем с сестрой и уже как хозяйки имения. Муж отпустил управляющего генерала, который был безумно рад уехать в Вильну, и выписал нашего управляющего из Минска, ставшего во главе хозяйства и сохранившего оставшихся людей, что нам показалось правильным. Мой муж сиял от радости, что смог удовлетворить мои капризы.

Глава 48. Мы победим немцев

С конца октября хозяйство вел Фомич, наш бывший управляющий, приехавший из Минска, так как генерал спешил избавиться от хлопот, связанных с имением. Тогда как Виктор торопился начать работы, поскольку он считал сельскую жизнь очень интересной даже зимой, особенно из-за винокурни, которая работала только зимой.

Винокурня – это отдельный маленький мир, самый важный в имении, к которому были привязаны все ниточки хозяйства для ее успешного функционирования. Бельский, помощник управляющего, знал ее очень хорошо, но наш старик подводил итоги и разъяснял все вопросы, касавшиеся усовершенствования, которое мы находили важнейшим для подъема других отраслей хозяйства. И поскольку мы возвращались на зиму в Петербург, то все доверили ему. Он человек очень порядочный, в чем мы могли убедиться. Однако это не мешало ему иметь сложный характер, быть брюзгой и всегда пребывать в скверном настроении.

Договор был окончательно подписан в Вильне только в декабре 1913 года.

Конечно, наше с сестрой состояние было уже почти истрачено и не приносило никакой прибыли. У нас осталось сто десять тысяч, которых было недостаточно, чтобы купить Глубокое. Генерал уступил, и вся сделка вместе с необходимыми расходами составила двести сорок пять тысяч: девяносто три тысячи в Петроградском банке в Туле и сто пятьдесят две тысячи наличными. Состояние Тетушки и моего брата составляло тридцать пять тысяч, плюс наши сто семь тысяч, итого сто сорок две тысячи. Нам надо было занять десять тысяч в банке в Вильне.

Я настаивала на деталях в виду их важности, которую они приобретут, увы, чуть позже. Мы провели зиму в Петербурге, пока обустраивалось наше будущее гнездо. Муж приказал сделать белый дом как можно удобнее. Там сделали ванную, а затем все побелили или перекрасили. Антося, моя экономка, которая приехала с нами из Сарн, занялась молочным хозяйством и домом.

В конце концов мы с Витей приехали в Глубокое в первые дни мая. Стояла прекрасная погода, и мы не могли не констатировать, что этот старый дом столетней давности приобрел совершенно новый вид. Особенно балкон, перекрашенный в светло-голубой, доставлял мне огромное наслаждение, как и пышные кусты розовых пионов, которые цвели сразу перед крыльцом. Мы проводили целые дни, радуясь этому огромному счастью, в котором мы купались. Дом, свое хозяйство и наконец-то имение. И только в глубине души я все еще жалела о Сарнах.

Фомич показал нам все планы по усовершенствованию, над которыми он работал или мечтал зимой. Самый важный был план амбара, о котором муж говорил с ним, уезжая. Но Виктор посоветовал ему строить амбар из бетона, а Фомич хотел из камня и кирпича. Только амбар выходил шесть тысяч рублей. Это было дороговато, поскольку нам надо было еще построить дом для работников и многое отремонтировать во дворе. Кто-то посоветовал нам послать за Макаром, знаменитым каменщиком, работавшем в Березвечском монастыре. Приехал Макар, понял нас с полуслова и тотчас же уехал в Петербург, откуда привез очень простую машину для производства бетона. Первого июня мы приняли его на службу, и он приступил к работе с огромным желанием, и вскоре нам доставили два вагона цемента, заказанного в Риге.

Спустя три недели стены амбара были возведены на одной из песчаных лощин, окружавших озеро. Работа была сделана великолепно и издалека привлекала внимание своей красотой и прочностью и, надо сказать, относительной дешевизной. Каменные стены (двадцать пять сажен в длину и восемь в ширину) обошлись бы около двух тысяч рублей, а бетонные менее