Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его первые письма из Спалы и Скерневице были полны новых впечатлений. Виктора назначили командиром милицейского войска. У него появились обязанности, дела. Свободное время он проводил с друзьями, которые жили вместе с ним во дворце в Скерневице.
Глава 49. Немцы наступают
Я могла быть почти спокойна за моего бедного мужа, но три месяца с начала войны прошли, а победа над немцами все еще не была одержана! Захват Бельгии, пожар в Левене (мой брат был вне себя, узнав, что известная знаменитая Левенская библиотека разорена), бомбардировка Реймса, это были потери и неизгладимые воспоминании. А потом наступила холодная и дождливая зима. Тысячи наших защитников были в грязи, без крова, под снегом и дождем. Господи, когда же наступит день и час, когда можно будет все забыть, простить и радоваться жизни.
В декабре Скерневице пришлось эвакуировать. Витя был переведен под Варшаву. Его письма еще были полны оптимизма, но служба становилась все тяжелей. Весь день в седле, несмотря на холод, он был уже счастлив, если мог провести ночь в какой-нибудь еврейской лавочке. Что до меня, то я переживала за Витю ужасно. На фоне этой ужасной катастрофы и кошмара, которому не было названия, я все время дрожала от страха, что он погибнет, и клянусь, что любила его как в первый день после свадьбы и даже сильней.
В январе 1915 года я ездила к нему в Варшаву, и он тоже приезжал верхом из Надажина. Я никогда не забуду атмосферу, царившую тогда в Варшаве. Мы встретили тогда там много друзей и знакомых. Среди прочих был племянник моего мужа Глеб, тогда пациент госпиталя, а также кузен моего мужа Кехли, адъютант князя Туманова со своей молодой женой и многие другие. Больше всего в этой роскошной жизни в Варшаве шокировал ее контраст с поражениями и бедствиями на фронте. Похоже, все старались забыться в этой суете, это было единственным способом стереть из памяти все ужасы и мрак войны.
Макар был против моего отъезда в Варшаву. Он вообразил себе, что Витя хотел бы, чтобы тот поехал меня сопровождать, но муж поспешил ему отправить телеграмму и успокоить, так как появление Макара в Варшаве порядком напугало его. Макар стал цербером с тех пор, как уезжая, муж доверил ему имение и меня, потому что Фомич еще не вернулся. Этому крупному мужчине повезло, может быть, из-за его огромной седой бороды, что его выслали из Карлсбада, но ему предстояло сделать огромный путь через всю Румынию, чтобы вернуться в Россию.
«Ты отвечаешь передо мной за хозяйку», – сказал Виктор Макару, уезжая, и Макар принял эту шутку всерьез. Он ходил за мной, как сторожевой пес или даже более того, как гувернантка, и иногда мне это ужасно надоедало. Строительство амбара и дома для работников было закончено, но предстояла еще большая работа в других многочисленных постройках на дворе. Им требовался ремонт. Макар брался за любую работу и стал всеобщим любимцем. Он окружил меня самой тщательной заботой. И в итоге взял на себя заботу о хозяйстве, и даже когда наконец-то приехал Фомич, он оставил за собой бразды правления, ведь именно ему хозяин доверил имение, как говорил он с гордым видом.
К тому же Фомич чувствовал себя разбитым после заключения и долгого путешествия из Румынии. У него остались силы только на то, чтобы держать книгу и беседовать с теми, кто приходил его навестить, но это не мешало ему смотреть с подозрительным видом на работу Макара на дворе, особенно учитывая то, что бетон не растаял, и что люди из дальних деревень приходили посмотреть на постройку. Бедный старик опять почувствовал печеночные приступы, когда узнал, что ко всему прочему я решила реорганизовать все хозяйство. И что вместо того чтобы фермеры-арендаторы, как и раньше, возделывали землю старым примитивным способом, я собиралась нанять работников, которые будут культивировать по-новому действительно очень плодородную землю, используя хорошие инструменты, хорошие семена и хороших лошадей.
Но хуже того, Макар хотел встать во главе этих новых свершений и, не теряя времени, унавозил землю, приготовленную на весну. Я составила подробный план всех угодий в имении, подлежащих возделыванию. Когда я была одна в Глубоком, то проводила долгие зимние дни за изучением книг по агрономии в богатейшей библиотеке имения. Каждый вечер Макар приходил за советом и читал мне свой дневник, так как по окончании дня он записывал очень подробно все произведенные работы. По его словам, он вел этот журнал для хозяина, которого считал героем с тех пор, как тот ушел на фронт. Вдохновленный этим героизмом, он сожалел, что сам не мог пойти на войну бить немцев и обожал моего мужа, как обожают и завидуют всем героям, которые оказались на фронте, особенно Крючкову, небезызвестному казаку, прославившемуся на фронте. Он настолько его любил, что хотел себя считать казаком и почти родственником Крючкова. К тому же у него и вид был казачий в его огромной шапке из серой цигейки.
Его радость усилилась, когда в конце января, взяв двухнедельный отпуск, приехал Витя под предлогом привезти своего любимого коня. Это был удивительно кроткий жеребец, которого мы купили на сельскохозяйственной выставке. Двое солдат сопровождали мужа, чтобы помочь перевезти жеребца, незнакомого еще с такого рода путешествиями в вагоне. Но эти недели прошли, как во сне. Надо было видеть, с каким победоносным видом Макар показывал Вите, какой порядок мы навели в столь важной отрасли хозяйства, как возделывание земель. Я пригласила Гордона и заказала сорок рабочих лошадей.
– Только бы не совершить ошибку, – сказала я ему. – Я ничего не понимаю в покупке лошадей и полностью Вам доверяюсь. Сделайте так, чтобы я не пожалела.
– Ну что Вы, сударыня, волк никогда не нападает рядом