Меж тем взяли Ковно, и приближение врага к Вильне взбудоражило даже самых ярых оптимистов. Беженцев становилось все больше и больше. Под покровом темноты евреи собирали пожитки и потихоньку уезжали, увозя добро. Транспортный обоз проехал через город, не останавливаясь у нас, увозя из Вильны в Дисну, уездный город на Двине, все архивы и губернские бумаги. Губернатор Вильны Петр Веревкин[318] вывез свою библиотеку, представляющую большую ценность, в Березвечский монастырь. Его племенных коров приютили в районе Свенцян у Красовского, предводителя виленского дворянства. Губернаторские экипажи и сорок лошадей привезли к нам. Бонна с собаками тоже поселилась у нас, так как вся семья Веревкиных ушла на войну: старший сын убит в Галиции, а жена с дочерями служили сестрами милосердия. Среди прочих приехали к нам укрыться два молодых агронома из Вильны. Они привезли архивы, и Виктор поручил им заниматься полевой кухней, которую мы организовали для беженцев, брошенных на произвол судьбы.

Ранним утром 26 августа 1915 года, как гром среди ясного неба, в Глубокое пришел приказ Синода снять все колокола с церквей. Другой приказ из акцизного бюро обязывал немедленно уничтожить весь алкоголь и вывезти медь с винокуренного завода в Полоцк для дальнейшей реквизиции.

Настоятельница и монахини были в отчаянии, и службу на Иоанна Крестителя 25 августа провели в скорбной тишине, без звона колоколов, что оказалось еще более бессмысленным, когда по окончанию службы другой пришедший из Синода приказ аннулировал первый. Можно ли было надеется, что опасность миновала? Контрприказ пришел и из акцизного бюро, но тоже, как и предыдущий, слишком поздно. Чтобы снять колокола, потребовалось два дня. Колокольни в Глубоком и Березвече были огромные, и задача стояла не из легких, и Макар был единственным, кто смог это сделать. И водрузить их обратно на колокольню так же быстро не представлялось возможным. Медь уже увезли в Полоцк, и наш винокуренный завод навсегда прекратил свое существование. Алкоголь мы уже давно вернули короне и не переживали по этому поводу, но тысячи ведер спирта, хранившиеся в огромных казенных ящиках неподалеку от вокзала, уже три дня сливались в колодцы, овраги и сточные канавы. Народ, как рой черных мух, бегал около, толкаясь вокруг этих луж, пытаясь накачать спирт и напиться. Пьяные крики разносились по всему городу, обычно мирному. Смех, ссоры, грабежи, в общем, все, что обычно следует за такой невоздержанностью, и это на фоне пребывающих поездов, переполненных беженцами.

Немцы, захватив железнодорожную станцию Подброджие, продвигались к Свенцянам. Нужно было быстро эвакуировать беженцев, поселившихся в Глубоком, чтобы вновь прибывшим было где разместиться.

После тысячи обращений и сотни телеграмм, посланных мужем в комитет поддержки фронта, вопрос о бесплатной перевозке беженцев был решен. Бруно и литовские работники уехали одними из первых к своей хозяйке в Москву. Они оставили нам стадо из тридцати голов коров породы Фьюме и пообещали быстро за ними вернуться. Восемьсот семей несчастных евреев тоже эвакуировали вглубь России.

На следующий день по приказу полиции пригнали сотни телег, чтобы отвезти оставшихся беженцев на вокзал в Сеславино, когда вдруг появился приказ, расклеенный на каждом столбе, согласно которому путь в Сеславино был закрыт из-за опасности, грозившей этому участку железной дороги. Оставалось только отходить в направлении Дисны или Полоцка. Эта новость привела народ в смятение, поскольку бесплатно доставить беженцев с их скарбом можно было только до вокзала, находящегося в четырнадцати километрах. А Дисна и Полоцк были в семидесяти километрах, и крестьяне, которых привезли по приказу полиции, не могли оставить их семьи, так как поползли все более и более тревожные слухи. Мелкие составы, циркулировавшие по узкоколейке, ходили теперь бесперебойно. Помещики, врачи, служащие, учителя и жители крохотного городка Свенцяны пользовались железной дорогой, если у них не было лошадей и машин, чтобы не ехать на поезде, где можно было задохнуться, так как вагоны были переполнены от пола до потолка или точнее до крыши. И муж остался в Свенцянах. Он известил меня, что приедет позже, но не мог сказать, когда именно.

Уже накануне тридцатого августа городок Свенцяны был охвачен волнением после известия о том, что взяли Подброджие. И поскольку генерал Потапов спокойно шел по городу с казачьим отделением, мой муж задал ему вопрос в категорической форме: грозила ли городу опасность? Потапов так не считал, несмотря на возражения моего мужа, однако согласился с тем, что необходимо вывезти казну, что и было сделано к двум часам.

Мой муж отдал приказ вывезти канцелярию, а пока служащие упаковывали документы, он продолжал реквизировать лошадей и скот, который в огромном количестве привезли в тот день ранним утром. Работа продолжалась весь вечер. Люди падали от усталости, когда послышались отчаянные крики: «По коням, донцы (донские казаки)! Путь отрезан!»

Враг дошел до Свенцян, и община Михайловская была охвачена пламенем. Началась неописуемая потасовка, но благодаря все еще запряженным телегам, которые только что реквизировали, Витя со служащими смогли второпях добраться до вокзала и сесть в последний поезд на Глубокое.

Было одиннадцать вечера. У них было достаточно времени, чтобы спасти все бумаги и документы канцелярии, но личные вещи пришлось бросить в городе. Можно было брать только то, что удавалось унести на себе. Маленькие вагоны были перегружены, даже на крыше сидели люди и состав двигался крайне медленно.

Он шел в хвосте дюжины других поездов, груженных доверху, которые плелись, как черепахи. Быстрый и нетерпеливый Виктор, конечно же, томился в крошечном купе, а его присутствие было так необходимо в Глубоком. Так прошла ночь и целый день. Наконец ему удалось дозвониться до меня и попросить прислать лошадей на маленькую станцию в двенадцати километрах от Глубокого, где предположительно он сойдет с поезда, которому не удастся доехать до вокзала в Глубоком из-за сотни скопившихся на путях составов из Ковенской губернии. И таким образом муж добрался до дома к пяти часам. Беженцам из Свенцян удалось добраться намного позже. Среди них были незнакомые дамы, коллеги моего мужа, чьи имена ускользают из памяти. Хорошо я помню только Мордвинова, который оставил свое родовое имение графов Маврос, занятое уже врагом, его соседа литовца Корнелиуса, члена Думы, и братьев Назимовых, один из которых, командир этапа, занял со своим батальоном целый двор и весь дом. В том, что нам грозит опасность, сомневаться больше не приходилось. Вражеская кавалерия, захватившая Подброджие, продвигалась вперед с невероятной скоростью. При наличии броневиков и пулеметов немцы в скором времени прошли Свенцяны и оккупировали следующие станции вдоль узкоколейной дороги, идущей в Глубокое.