армию и обратиться к ней с суровой речью, чтобы вернуть солдат к чувству долга. Ему пришлось даже расстрелять одного всадника, ранившего офицера. Впрочем, следует признать, что таково обычное следствие великих невзгод, а порой и великих успехов, ибо победа, как и поражение, несет свой беспорядок. Французы, жадные до добычи, носились, как и пруссаки, во всех направлениях, не слушая приказов начальников, а маршал Ней писал Наполеону, что если тот не разрешит ему несколько наказаний, жизнь офицеров будет поставлена под угрозу.

Двадцать четвертого числа кавалерия прибыла в Кириц, пехота в Нейштадт, корпус Шиммельпфеннига в Фербеллин. Дойдя до этого пункта, князь Гогенлоэ должен был подумать о дальнейшем движении. С каждым шагом дезорганизация армии нарастала. Полковник генерального штаба Массенбах считал, что войскам нужно предоставить день отдыха и реорганизовать их, чтобы быть в состоянии дать бой при случайной встрече с французами. Князь Гогенлоэ резонно отвечал, что одного, двух и даже трех дней будет недостаточно для реорганизации армии, но зато они дадут французам время отрезать ее от Штеттина и Одера. Как обычно, приняли промежуточное решение: назначили место встречи у города Гранзе, где решили провести общий смотр и обратиться с речью к войскам, воззвав к их чувству долга. Встреча в Гранзе была назначена на 26-е.

Но французы были уже уведомлены, кавалерия Мюрата мчалась к Фербеллину и Цеденику. Ланн, вступив 25 октября в Шпандау, вечером 26-го двинулся на подкрепление Мюрату. Сульт следовал за герцогом Веймарским, а Ней осадил Магдебург. Наконец, Бернадотт двигался между Сультом и Ланном. Таким образом, помимо кавалерии Мюрата, но без кирасиров, оставшихся в Берлине, пруссаков преследовали три корпуса французской армии. Двадцать шестого октября пехота Гогенлоэ была в Гранзе, на назначенном месте встречи. Выстроившись вокруг своего генерала, она слушала его увещания, загораясь надеждой прибыть скоро в Штеттин и отдохнуть за Одером. Но в эти самые минуты драгуны Мюрата настигли в Цеденике корпус Шиммельпфеннига, оттеснили его кавалерию, убили 300 всадников, захватили 700–800 и рассеяли по лесам его пехоту.

Это известие, принесенное в Гранзе крестьянами и беглецами, вынудило князя Гогенлоэ тотчас сняться с места и отклониться влево к Фюрстенбергу, вместо того чтобы идти в Штеттин напрямую через Темплин. Так он надеялся соединиться с кавалерией и одновременно удалиться от французов. Но в то время как он осуществлял этот обходной маневр, Мюрат направлялся кратчайшей дорогой на Темплин, а Ланн, не останавливаясь ни днем ни ночью, держался в виду эскадронов Мюрата.

Вечером князь Гогенлоэ заночевал в Фюрстенберге, и там же провела ночь его пехота, в то время как Ланн использовал ту же ночь на марш. Французы и пруссаки продолжали восходить к северу, двигаясь в нескольких лье друг от друга, разделенные только занавесом лесов и озерами. Им осталось пройти семь миль (двенадцать лье) до Пренцлова. На рассвете 28-го пруссаки подошли к Пренцлову, но заметили справа всадников, ускоряющих шаг. Туман не позволял различить цвета их мундиров. Были то французы или пруссаки?

Наконец подошли вплотную к Пренцлову. Вступили в предместье длиной в четверть лье. Половина прусской армии уже вошла в него, когда вдруг раздался крик «К оружию!» Французские драгуны, появившись в ту минуту, когда часть прусской колонны вошла в город, атаковали ее хвост и оттеснили в Пренцлов. Они атаковали ее во всех направлениях, затем устремились на городские улицы. Драгуны Притвица, теснимые французскими драгунами, смяли свою пехоту. Произошла ужасающая сумятица, шум и опасность которой усиливались страхом.

Прусская армия, разрезанная на несколько частей, бежала за Пренцлов и заняла, как умела, позицию на дороге в Штеттин. Вскоре она была окружена, и Мюрат предложил князю Гогенлоэ сдаться. Пехота Ланна, после Шпандау двигавшаяся днем и ночью, останавливаясь только для еды, прибыла в ту же минуту. Шансов спастись не было. Князь подписал капитуляцию, и 28 октября, через год после катастрофы генерала Мака, 14 тысяч пехотинцев и 2 тысячи всадников обрели статус военнопленных.

После уничтожения войск князя Гогенлоэ оставалось только захватить арьергард генерала Блюхера и корпус герцога Веймарского. Значит, следовало взять в плен еще 22 тысячи человек, после чего не должно было остаться ни одного подразделения прусских войск от Рейна до Одера. Наполеон приказал преследовать их без устали, дабы собрать всех до последнего.

Ланн водворился в Штеттине с целью оккупировать крепость и предоставить своим пехотинцам отдых, в котором они весьма нуждались. Мюрата и маршалов Бернадотта и Сульта было довольно, чтобы завершить уничтожение 22 тысяч пруссаков, измученных усталостью. Нужно было только пойти их захватить, если только им не удалось выйти к морю и раздобыть достаточно судов, чтобы добраться до Восточной Пруссии. Поэтому Мюрат поспешил направиться на прибрежную дорогу, дабы преградить им путь. Он продвинулся до Штральзунда, в то время как Бернадотт, выступивший из окрестностей Берлина, а Сульт – с берегов Эльбы, восходили к северу, чтобы подтолкнуть неприятеля в сети французской кавалерии.

Генералу Блюхеру невозможно было уйти в Восточную Пруссию через Одер, поскольку река, на всех участках ее течения, оказалась охраняемой французской армией. Подступы к побережью и к Штральзунду были перехвачены всадниками Мюрата. Оставалось только повернуть обратно и возвратиться на Эльбу. Генерал Блюхер задумал прорваться в Магдебург, усилить его, превратив гарнизон в настоящий армейский корпус, и, опираясь на эту крепость, оказать блистательное сопротивление. Он направился к Эльбе, чтобы попытаться перейти ее.

Его иллюзии быстро рассеялись. Неприятельские патрули дали ему осознать, что он окружен со всех сторон, потому что справа от него Мюрат уже шел вдоль моря, а слева ему закрывали доступ в Магдебург маршалы Бернадотт и Сульт. Не зная, что делать, Блюхер просто двигался несколько дней вперед, то есть к нижнему течению Эльбы. С каждой минутой он становился слабее, ибо его солдаты, не желая более переносить тяготы, ставшие невыносимыми, разбегались по лесам и сдавались в плен.

Так он двигался с 30 октября по 5 ноября. Не зная, куда направиться, он замыслил акт насилия, который, однако, можно было оправдать необходимостью. На его пути находился Любек, один из последних свободных городов, сохраненных германской конституцией. Нейтральный по праву, он должен был оставаться чуждым военным действиям. Генерал Блюхер решил силой завладеть им и его огромными пищевыми и денежными ресурсами и, если не сможет держать там оборону, захватить все торговые суда, какие найдутся в его водах, погрузить войска и перевезти их в Восточную Пруссию. Вследствие чего 6 ноября он ворвался в Любек, несмотря на протесты магистрата. Городские укрепления, неосмотрительно превращенные в городской променад, утратили свою главную силу. Город был лишен гарнизона, и генерал Блюхер вступил в него без труда. Он