корпус Ланна в Шпандау, корпуса Ожеро и Даву в самом Берлине, наконец, корпус Бернадотта за Берлином, и все они были готовы выступить по первому сигналу туда, где обнаружится неприятель. Наполеон разослал кавалерию в окрестности Берлина, Потсдама и на берега Хафеля и Эльбы, чтобы собрать сведения о противнике.

Крепость Шпандау уже сдалась. Она располагалась совсем близко от Берлина, меж водами Шпрее и Хафеля, была сильна своим местоположением и укреплениями и могла бы оказать длительное сопротивление. Но таковы были самодовольство и беспечность прусского правительства, что оно даже не вооружило крепость, хотя ее склады содержали значительные запасы снаряжения. Двадцать пятого октября, в день вступления Даву в Берлин, Ланн предстал под стенами Шпандау и пригрозил коменданту самым суровым обращением, если тот не согласится сдаться. На стенах не было пушек; гарнизон, разделяя страх, поразивший все сердца, требовал капитуляции. Комендант был старым воякой, возраст отнял у него всякую энергию. Ланн увиделся с ним, запугал его рассказом о разгроме прусской армии и добился капитуляции, в силу которой крепость немедленно перешла в руки французов, а солдаты гарнизона были объявлены военнопленными. Понадобились одновременно непредусмотрительность правительства и охватившая всех деморализация, чтобы объяснить эту весьма странную капитуляцию.

Император лично прибыл в Шпандау и решил превратить крепость в свой третий опорный пункт в Германии, после Виттенберга и Эрфурта. Этот новый пункт предоставлял тем больше преимуществ, что был расположен в 3–4 лье от Берлина, окружен водой, превосходно укреплен и переполнен запасами зерна. Наполеон тотчас приказал вооружить его, выстроить печи, собрать боеприпасы, организовать госпитали, создать в нем, наконец, те же самые учреждения, что в Виттенберге и Эрфурте. Он незамедлительно отправил туда всю артиллерию, все ружья и боеприпасы, которые захватил в Берлине. В столице обнаружили 300 орудий, 100 тысяч ружей, огромное количество пороха и снарядов. Так эти богатые запасы, в соединении с большим складом зерна, были гарантированы от посягательств берлинского населения, в настоящее время спокойного и послушного, но покорность которого могла перейти в бунт в случае неудачи французов.

В то время как принимались эти меры предосторожности, непрерывно рыскавшая вокруг легкая кавалерия обнаружила, куда направилась прусская армия. Одиннадцать дней, протекшие после Йенского сражения, употребленные французами на приближение к Эльбе, ее переход и оккупацию Берлина, были использованы пруссаками на то, чтобы подойти к Эльбе, собрать там разрозненные осколки армии, подняться к Мекленбургу и приблизиться северным кружным путем к линии Одера. Обнаружив движение по направлению к Мекленбургу, Наполеон направил Мюрата на Ораниенбург и Цеденик вдоль берегов Хафеля и Финов-канала. Именно вдоль этих военных линий и под их защитой должен был двигаться князь Гогенлоэ. Наполеон приказал подойти к ним так, чтобы постоянно держаться между неприятелем и Одером, а затем, обойдя пруссаков, постараться окружить их, дабы взять всех до последнего. Ланн был направлен следом за Мюратом, с рекомендацией двигаться столь же быстро, как кавалерия. Бернадотт получил приказ передвинуться вслед за Ланном. Даву, после трех-четырех дней отдыха, которые были ему столь потребны, должен был отправиться во Франкфурт-на-Одере. Ожеро и гвардия должны были оставаться в Берлине. Ней и Сульт, как мы сказали, получили задание осадить Магдебург.

Несчастный князь Гогенлоэ в самом деле принял решение, которое ему приписывали. Непрестанно преследуемый французами, он прибыл в Магдебург, надеясь обрести там покой, пищу, боеприпасы и время для реорганизации армии. Напрасные надежды! Непринятие мер на случай отступления сказывалось повсюду. В Магдебурге отсутствовали запасы провианта, кроме строго необходимых гарнизону. Старый комендант Клейст, удовлетворив первейшие нужды беглецов и выдав им немного хлеба, отказался кормить их дольше из страха остаться без ресурсов в случае осады. Обозы до такой степени загромоздили проезд в Магдебурге, что армия не смогла в него войти. Кавалерию пришлось устроить на гласисах, пехоту – на крытых дорогах. Непрестанные наскоки французской кавалерии вскоре вынудили прусские войска перейти на другую сторону Эльбы. Наконец Клейст, напуганный беспорядком, царившим внутри и снаружи Магдебурга, настоятельно предложил князю Гогенлоэ продолжить отступление к Одеру и предоставить ему свободу, в которой он нуждался, чтобы быть в состоянии обороняться. Князь получил, таким образом, лишь два дня для реорганизации армии, состоявшей уже из одних осколков.

Среди всех этих затруднений князь Гогенлоэ начал движение тремя колоннами. Справа двигался генерал Шиммельпфенниг с подразделением кавалерии и пехоты, прикрывая армию со стороны Потсдама, Шпандау и Берлина. Ему назначалось идти вначале вдоль Хафеля, затем вдоль Финов-канала, прикрывать отступление с фланга до Пренцлова и Штеттина, ибо позиции французов позволяли подойти к Одеру только у его устья. Основная часть пехоты двигалась в центре, на равном расстоянии от корпуса Шиммельпфеннига и от Эльбы. Кавалерия, уже находившаяся на берегах Эльбы, должна была следовать ее берегами к пункту соединения в Штеттине.

Войска герцога Веймарского и генерала Блюхера благополучно обошли Гарц через Гессен и Ганновер. Герцогу Веймарскому посредством весьма ловкого маневра удалось обмануть маршала Сульта. Сделав вид, что он атакует линию осады вокруг Магдебурга, а затем внезапно скрывшись, он неожиданно перешел Эльбу и добрался таким образом до правого берега. Он вел с собой 12–14 тысяч человек. Генерал Блюхер перешел реку ниже.

Князь Гогенлоэ назначил герцогу Веймарскому встречу в Штеттине и вверил Блюхеру командование разбитыми в Галле войсками, которые перешли из рук герцога Вюртембергского в руки генерала Нацмера. Генералу Блюхеру поручалось сформировать из этих войск арьергард прусской армии.

Если бы эти силы ускользнули от французов и добрались до Штеттина, они могли бы после реорганизации и соединения с контингентом Восточной Пруссии сформировать за Одером порядочную армию и оказать помощь русским. Князь Гогенлоэ сохранил по крайней мере 25 тысяч человек. Корпус Нацмера, с остатками войск Блюхера, насчитывал примерно 9–10 тысяч. Войска герцога Веймарского доходили до 13–14 тысяч. Следовательно, в целом они составляли силу приблизительно в 50 тысяч человек, которая, в соединении с двумя десятками тысяч, находящимися в восточной Пруссии, могла представлять уже 70 тысяч человек, а в сочетании с русскими играть важную роль. Оставались 22 тысячи защитников Магдебурга. Саксонцы, торопясь воспользоваться великодушием Наполеона, вернулись восвояси.

Итак, 22 октября князь начал движение: корпус на фланге направлялся на Плауэн, пехота – на Гентин, кавалерия – на Йерихов. Двигались медленно из-за песков, изнуренности людей и лошадей и непривычки к тяготам похода. Войска могли делать не более семи-восьми лье в день, в то время как французская пехота, при необходимости, могла пройти и пятнадцать. Более того, в корпусах была утрачена всякая дисциплина. Несчастье, ожесточив души, снизило уважение к начальству. Особенно сильна была сумятица в кавалерии, она не подчинялась никаким приказам. Князь Гогенлоэ был вынужден остановить