принципов и морали. Героизация криминального элемента означала молчаливое признание того, что система, в которой процветают такие личности, не заслуживает ничего лучшего, кроме гибели.

Представители литературно-художественного модернистского течения «Новая вещественность», чьи взгляды по общественно-политическим вопросам колебались от либерально-демократических до леворадикальных, откровенно негативно относились к капитализму, милитаризму, прусскому юнкерству, консерватизму церкви, буржуазным нормам и ценностям. Но в политическом аспекте они являлись маргиналами, не принимая никакой партийной дисциплины. Сознавая свою изолированность от широкого политического движения, они пытались компенсировать ее громкими и безответственными тирадами и радикальными заявлениями.

Показательной в этом отношении была фигура самого крупного после Гейне немецкого сатирика и крайне циничного по природе человека Курта Тухольского (1890–1935), плодовитого журналиста, писавшего сразу под четырьмя псевдонимами. Неутомимый борец против антидемократических тенденций и беспощадный критик немецкой буржуазии Тухольский отличался необузданностью пера и политическим радикализмом, хотя это скорее играло на руку его политическим противникам справа, которые успешно использовали его знаменитое и совершенно неуместное для давних традиций Германии выражение «Солдаты — это убийцы!». Язвительные нападки Тухольского на «ноябрьских преступников», в том смысле что они не довели революцию до полной победы, внешне ничем не отличались от лозунгов правого экстремизма. Он презирал Эберта еще больше, чем ненавидел Секта. В то время когда демократические политики Веймарской республики нуждались в талантливых публицистах для противодействия Гитлеру и Гутенбергу, Тухольский осыпал демократов несправедливыми и презрительными насмешками, утверждая, что самой большой опасностью для Германии и Европы является не «стальной шлем» немецкого солдата, а «шелковый цилиндр» Штреземана[205]. Это была широко распространенная среди левых интеллектуалов позиция. Хотели они того или нет, но объективно их нападки на республику слева способствовали ее гибели так же, как и антидемократические наскоки справа.

Идеология «консервативной революции»

Своеобразным и необычным явлением в общественно-политической жизни Германии 20-х гг. была группа идеологов «консервативной революции», каким бы парадоксальным ни казалось такое сочетание внешне совершенно несовместимых друг с другом понятий. «Консервативная революция» представляла собой антизападное, антилиберальное, антидемократическое, романтическое и отчасти антисемитское движение[206]. Впервые словосочетание «консервативная революция» использовал в Германии Томас Манн в предисловии к антологии произведений русских писателей (1921). Но широкую известность оно получило после речи известного австрийского писателя Гуго фон Гофмансталя «Литература как духовное пространство нации» (1927). Он характеризовал духовные поиски молодого послевоенного поколения как «консервативную революцию невиданного в европейской истории размаха».

Это движение объединяло группу весьма различных, но едва ли не самых блестящих и ярких немецких мыслителей веймарского периода. Его целью являлось возрождение самых главных национальных мифов на основе жесткой критики явлений современной цивилизации и принципа «культурного пессимизма». Перед его ведущими представителями маячил апокалипсис новой истинной революции, которая уничтожит все прежние системы, перевернет в духе Фридриха Ницше все традиционные ценности и создаст новый рейх невиданной мощи. Эти идеологи отказывали политике в праве на рациональные мотивы и цели и идеализировали насилие как ценность саму по себе. На фоне цинично-оскорбительной язвительности левых интеллектуалов патриотизм и идеализм революционных консерваторов звучал выигрышно и привлекательно. Самый знаменитый из них и наиболее яркий философ того времени, создатель книги «Закат Европы» Освальд Шпенглер (1880–1936), задал самые значительные ориентиры для концепции «немецкого социализма». Крупнейший консервативный публицист и теоретик Артур Мёллер ван ден Брук (1876–1925) возродил националистический миф об имперском величии Германии. Самый известный немецкий правовед и оригинальный мыслитель Карл Шмитт (1888–1985) создал теоретически безупречную концепцию неизбежности установления тоталитарного государства. Создатель консервативной философии истории, публицист Эдгар Юлиус Юнг (1894–1934) сформулировал основополагающие принципы критики либерализма и демократии. Писатель и фронтовик, получивший в окопах 14 ранений и высшую военную награду кайзеровской Германии — орден «За отвагу», Эрнст Юнгер (1895–1998) воспел войну как «повышающий ценность человека порядок». Менее известный среди остальных — журналист Ханс Церер (1899–1966) разработал концепцию создания новой интеллектуальной элиты как наставника общества. Деятельность революционных консерваторов была нацелена на расшатывание демократических устоев Веймарской республики. Их иррационализм и нигилизм расчищал нацизму путь к власти.

В своем наиболее известном политическом сочинении — памфлете «Пруссачество и социализм» (1919) Шпенглер усматривал будущее возрождение Германии в органичном соединении «старопрусского духа и социалистических взглядов». Поскольку нет и не может быть никакого иного социализма, кроме немецкого, то Шпенглер требовал прежде всего освободить социализм от Маркса. Он выдвинул против марксистской теории прусско-социалистическое представление о солидарности, по которому «труд является не товаром, а долгом». В основе прусской системы лежит, по мнению Шпенглера, идея государства, принцип подчинения личных интересов каждого человека общему государственному интересу. В Германии нет капиталистов и рабочих, так как всякий истинный немец — рабочий, который служит общенациональному делу. Шпенглер противопоставлял друг другу две враждебные системы: английский капитализм и прусский социализм, силу денег — силе права: в итоге «меч победит деньги». Он считал, что немцам уже не суждено в будущем дойти до Гёте, но они могут дойти до Цезаря, ибо наступает эпоха цезаризма. Ее главным содержанием является уже не внутренняя работа духа, а лихорадочная внешняя активность, экспансия, создание мировых империй.

Шпенглер крайне негативно оценивал германскую революцию, считая, что она прошла две фазы — «глупости и низости», а совершил ее «сброд во главе с отбросами литературы». Он полагал, что революционный дух не имеет ничего общего ни с национальной психологией немцев, ни с трезвой прагматичностью англосаксов. Этот дух обрел свою подлинную родину только во Франции, ибо кошмарные ужасы якобинского террора, потоки крови под гильотиной и оргии беснующейся толпы, таскающей по парижским улицам отрубленные головы, как нельзя лучше соответствуют «садистскому духу этой расы». Памфлет Шпенглера получил большую популярность — в обескровленной и поверженной Германии он пробуждал чувство национальной гордости и вселял надежду: коль скоро новая революция с целью установления настоящего немецкого социализма непременно должна была произойти, для Германии открывался путь в будущее, к достижению ранга мировой державы. Не случайно другой идеолог консерватизма, Эрнст Юнгер, посылая философу в 1932 г. свою книгу «Рабочий», написал: «Освальду Шпенглеру, выковавшему после разоружения Германии первое новое оружие».

В своей книге «Третий рейх» (1923) Мёллер ван ден Брук также обрушивался на марксизм и германскую революцию. Он заявил, что «во всех произведениях Карла Маркса не отыщешь ни единого слова любви к человеку, в них содержится только темная страсть ненависти и возмездия». Призывая к новой национальной революции, Мёллер настаивал на том, что революция 1918 г. не была немецкой, а строилась на чуждых Германии западных принципах либерализма и демократии. Пропагандируя немецкий социализм, он считал либерализм атрибутом вырождения, декаданса, упадка, а демократию рассматривал как либерального перекрасившегося хамелеона