— Ты молодец, — прочитав её тревоги, Диолея нежно обняла куратора. — Ты всё делаешь правильно… Она вернётся, обязательно вернётся…

От теплоты слов у Люды перед глазами всё поплыло, слёзы ручьями хлынули из глаз, а лидер Клана не разжимала объятий, шепча на ухо куратору: всё будет хорошо, всё не напрасно…

Эфа не очень хорошо помнила, как оказалась привязанной к пойменному лугу. Просто однажды обнаружила прекрасную тихую заводь с чистой родниковой водой, очень мелкую, но зато богатую кислородом и креветками. Махнув плавником на свою кочевую жизнь, странница осталась тут — из головы не выходила предсмертная агония от чудовищного жара, что едва не убил её летом, и рыбка с удовольствием поменяла сомнительное счастье нового путешествия на освежающую прохладу.

Но было ещё кое-что, более важное, что заставило её остаться. Кладка. Пять огромных, с куриное яйцо, кожистых коконов. Она пристроила их в самом надёжном месте — под корягой, там не достанут птицы. С раками, способными уничтожить её сокровище, она быстро разбиралась: те, привлечённые запахом вкусной добычи, на свою беду подходили слишком близко. Но, мать не теряла бдительности ни днём, ни ночью, и горе-охотники каждый раз отступали, лишившись клешней, лапок, а то и оставаясь в вотчине Эфы навсегда, но только пустым панцирем, разорванным в клочья. А что? Тоже креветка, только большая!

А других врагов у неё в воде не было — двухметровая рыба сама могла надавать чертей кому угодно, да и слишком мелко тут было. Двоякодышащей данное неудобство было нипочём, и она спокойно коротала дни, обвив своих зреющих детей длинным телом, выходя только чтобы поохотиться.

Дурманящий запах, исходящий от отложенных яиц, будил странные чувства. Эфе всё время чудились пять голосов, они звали её, просили не уходить, и сердце скиталицы растаяло — она осталась.

Щедрые небеса пролились дождём, и в обширный водоём потекли ручейки со всех окрестных возвышенностей. Течение усилилось, но намертво приклеенные к коряге яйца почти не шевелились под напором воды, и Эфа упивалась тихим счастье. Она не одна. Небеса смилостивились над ней, послав и детей, и воду. Совсем немного осталось…

Сафирова с немым восторгом следила за Афалией. Та лежала на белоснежных матах «аквариума», с блаженной улыбкой на лице, обняв надутый мяч — никакого другого заменителя настоящей кладки придумать с ходу не удалось, да и выдумывать особо было нечего. Самое главное было в другом. Ольга уже генерировала зов, и это было не привычное грубое вдёргивание души эволэка назад в этот мир. Пока тонко и ненавязчиво, но с каждым днём всё сильнее, псевдосознание дитя, в данном случае не одного, а пяти, звало девушку, несмело протоптав тропинку к ушедшей в безбрежную даль Океанеса душе. И она отзывалась. Пару дней назад, когда Марина Евгеньевна попросила Ольгу, интереса ради усилить зов, подопечная отозвалась в самом прямом смысле — с её губ сорвались звуки, которые все старосты, независимо друг от друга, на слух восприняли не иначе как: «Я здесь!» Куратор специально позвала лидеров Кланов, просто не поверила собственным ушам, но те, прослушав запись, подтвердили, что это не глюк уставшего рассудка.

Но был и минус. Процедура выхода сильно растягивалась, а куратор — не железный дровосек, и женщина уже явственно ощущала жуткий упадок моральных сил и полную опустошённость.

Хорошо ещё, что Нариола всё чаще и чаще подключалась к дежурствам, каким-то чудом выкраивая время между дневными заботами, которые ей подкидывал самый многочисленный Клан, и сном. Все ибисовцы, не переставая, поражались невероятной силе, заключённой в миниатюрной девушке. Вот и сейчас, сама на взгляд чуть не падает с ног от усталости, а пришла на пост.

— Добрый вечер, Марина Евгеньевна, — староста подошла неслышно, но куратор обернулась, увидев отражение. Операторская — как мир зеркал.

Миловидное личико, взъерошенные короткие волосы, та же загадочная улыбка, не сходящая, казалось, весь день. Но устала. Это было видно по глазам.

— Дитя, ты бы шла спать сама, а, — женщина укоризненно посмотрела на девушку. — А я как-нибудь справлюсь.

— Не-а, — та помотала головой, и куратор почувствовала, едва ощутимый укол в плечо.

Сафирова было собралась сказать что-то протестующее, но сознание уже уплывало…

— Сама, сама. — Нариола укрыла отключившегося куратора одеялом (та захрапела прямо в кресле), спрятала в аптечку инъектор, которым и вколола лошадиную дозу успокоительного. — Теперь мой черёд.

Она уселась за второй терминал, во многом дублирующий возможности первого, и принялась за кофе:

— Так-с, посмотрим, посмотрим…

Марина проснулась как-то вдруг, и сразу ошалело обвела операторскую ещё мутным взглядом. Ощущение было такое, словно с момента укола прошла всего минута, а посмотрев на часы ужаснулась — десять с половиной часов в полной отключке!

— Доброе утро! — не отрывая глаз от монитора, сказала Нариола.

— Зачем ты это сделала? — голос куратора хрипел, и, вдобавок, в нём чувствовался испуг.

Девушка, как ни в чём не бывало, подала ей воды.

— Вы уже были на пределе, — пожала плечами Нариола, бесцеремонно, как опытный врач, рассмотрев Сафирову, и начала распекать её словно маленького ребёнка. — Взрослая девочка корчит из себя героя скандинавских саг — выход только начался, а вы едва в обморок не падаете. Надо было вас заставить поспать, вот я и вколола лекарство.

Погрозила пальчиком:

— Будете плохо себя вести, вколю ещё!

Жизнь Фелиды круто изменилась — судьба матери-одиночки не легка. Котят ещё не было, но она сердцем чувствовала их присутствие. Теперь она в ответе сразу за три судьбы, свою собственную, и двух ещё не родившихся беспомощных комочков шерсти.

Она вела себя теперь гораздо осторожней, и почти престала появляться на сельскохозяйственных полях, благо в реке было полно рыбы — шла весенняя миграция. Молодая трава так же показалась из под земли как никогда кстати, помогая кошке поддерживать правильный баланс очень нужных витаминов. Так что Фелида не очень волновалась, хорошо ела, с каждой неделей всё больше времени уделяла отдыху, и чувствовала…

Они росли. Даже не видя их, мать знала об их присутствии, знала даже тогда, когда её собственные бока и живот ещё не раздулись, выдавая положение. Их голоса стали звучать в голове, и Фелида отвечала им, успокаивая, интересуясь, не беспокоит ли их что-то, не болит ли чего…

— Ну вот, совсем другое дело, — обращаясь к старосте, сказала Борисова, довольная как никогда, хлопнула себя по бедру, — а то, как вспомню прошлое её «всплытие», так аж жить не хочется.

Лассава приобняла её:

— Интересно, человеческая составляющая исчезла из ЭМ, а подхватившие эстафету дети держат канал связи открытым. Хуже не стало!

Всю пятёрку контактёров, естественно с их согласия, разбили по категориям, если так можно выразиться, чтобы проверить работу Якоря при разных условия, и стартовых, и меняющихся во времени.