Он даже не мог описать происходящего. Его всегда, сколько он себя помнил, манила в дальний путь неведомая сила. Это как голос Небес, что зовёт своё дитя, и то беспрекословно ему подчиняется, зная — оно хочет только добра, и каждое путешествие показывает правоту этого удивительного понимания, взявшегося в голове, казалось бы, из ниоткуда. Голос Небес всегда приводит их, неутомимых странников, в края, где ярче солнце, слаще вода и больше пищи, приводит туда, где ты не будешь одинок.

Но на этот раз всё иначе. С каждым днём Деилес чувствовал другой Зов, словно идущий от звёзд в ночном небе. Он рвался ввысь, забирался на такие высоты, что от нехватки воздуха мутился рассудок, а потом камнем падал вниз, к морской глади, приходя в себя только тогда, когда становились различимы белые барашки невысоких волн. А после, он просто сидел на скале и смотрел в небо.

Ему особо не хотелось ни есть, ни пить. Братья и сёстры отдалялись, и он больше не находил радости в суете шумного балагана огромной колонии…

Там, далеко наверху, была тропа. Он чувствовал Путь, по которому пришёл в этот мир, и по которому скоро покинет его…

— Ну, что же, — Мирра довольно улыбалась, через плечо Ольги следя за бегом столбцов цифр и букв на мониторе. — Наш обитатель Мосема начинает откликаться, и очень живо.

Прошла новая неделя. Все пять эволэков, не спеша, чтобы не наломать дров, выводились из необычного погружения. Ольга с каждым днём всё чаще и чаще высказывала коллегам сомнения — не слишком ли затягивается процесс? Но те в один голос твердили, что всё идёт прекрасно, и киборг не видела иного выхода, как положиться на чутьё людей, раз уж от её аналитических способностей никакого проку нет.

Её тревожили не только эволэки. Кураторы уже давно работали не то что на втором, а на седьмом дыхании, и ИР понимала — надолго людей не хватит. Тяжёлые дежурства выжали все соки и из старост. Девушки выглядели больными, и, чтобы не свалиться с ног от усталости, уже почти полностью отключились от жизни института, чем вызвали глухое недовольство Учёного Совета.

— Только бы… — Ольга на миг запнулась, подбирая ассоциации, — …тяги хватило. Если не хватит, то я даже не знаю, что случится…

Она бы проклинала сейчас собственную беспомощность, будь она человеком. Но человеком она не была, и холодный кристалл её сознания лишь снова и снова констатировал собственную несостоятельность. Людей звала вперёд интуиция, чем бы она не являлась, какую бы природу не имела, а девушка-киборг остро ощущала отсутствие этого природного дара, которое компенсировать не могла. Ответственность за жизни пяти контактёров — вот всё, что удерживало её в операторском кресле.

Людмила Ефстафьевна уже не раз и не два за последние дни ловила на себе странный взгляд коллеги. Женщина могла поклясться на чём угодно — киборг в растерянности.

Так оно и было. Конечно, Ольга оставалась сама собой. Но, она давно создала собственный паттерн поведения, и, повинуясь ему, мимика лица рисовала соответствующие настроению картины. А настроение это было не праздничное — она уже приняла решение. Пусть Элан будет в ярости, но это её решение, и переубедить её будет непросто…

***

Эфа всё реже отлучалась от кладки, чуя сердцем недалёкий уже момент наступления беспредельного материнского счастья. Она стала настолько агрессивной, что даже речные раки не рисковали более наведываться в её вотчину — множество разорванных в клочья панцирей служили хорошим предупреждением незваным гостям!

Всё чаще Эфа прижималась всем телом к коконам — биение пяти маленьких сердец звучало сладчайшей музыкой, и она не шевелилась часами, боясь неосторожным движением потревожить их божественную симфонию.

А сегодня бились уже не только сердца. Сначала едва заметно, а потом всё сильнее, яйца дрожали, как колокола возвещая о скором появлении на свет новой жизни. Эфа в жутком стрессе носилась между сучьями коряги, не обращая внимания на содранную о дерево чешую, и беспрестанно тыкалась носом то в один трепещущий кокон, то в другой. Дети уже рвались наружу, и она рвалась им навстречу и телом, и душой.

В операторской Сафировой снова, как и много недель назад, царил упорядоченный ужас. Афалия билась за стеклом, пару раз сильно приложившись о суппорты СЖО — движения эволэка были настолько стремительными, что даже автоматика, управляемая не кем ни будь, а Аммой, не успевала реагировать! Океанес рвался через девушку — это чувствовалось во всём. Прокисшие за пару минут свежие сливки в кофе, безнадёжно отставшие от песочного собрата электронные часы. Всё, даже время, сошло с ума. Окружающее пространство словно превратилось в кисель, и Марина Евгеньевна с Нариолой хватали тяжёлый, как оксид дейтерия, воздух судорожными глотками, словно Эфа мстила им за мучения, перенесённые в Эфирном мире.

Афалия без конца тыкалась головой в выходной канал искусственной матки — её специально перенесли в «аквариум», чтобы эволэк чувствовал рождение детей не только там, но и здесь. Зрелище было жуткое…

С каждой секундой трещина в каждом из пяти коконов становилась всё шире и шире, и Эфа всё сильнее и сильнее рвалась навстречу голосам своих чад. Их сердца — уже не едва заметная вибрация, которую воспринимаешь скорее боковой линией, чем слухом. Они гремят раскатами, будто приветствуют свою родительницу, зовут её вперёд. Ещё рывок! Ещё!..

Марина и Нариола, бросив уже не нужные посты, влетели в зал, едва не выбив дверь.

Афалия стояла на коленях, и руками, зубами рвала искусственную плоть. От её звериного крика закладывало уши, останавливалось в испуге сердце. Жидкость, вытекающая из прорванной плевы, пачкая девушку, разлилась по полу жижей, в месиве которой скользили ноги. Взгляд эволэка был полон вожделения, её целеустремлённость уже перешла черту безумия — как и любая нормальная мать, в эту минуту она желала только одного. И это желание придавало ей невероятную силу — куратор и староста даже и не пытались помешать ей. В таком состоянии с эволэком пара взрослых мужиков не совладает, куда уж им тягаться!

Пузырь наконец лопнул, сдавшись бешеному напору Афалии, и из него под ноги эволэку плетьми вывалились пять рыбок, каждая в полметра длинной. Девушка, судорожно зашарила трясущимися руками по полу, собрав всех новорождённых, прижала к груди…

Нариола и Марина, не боясь измазаться, обняли новоиспечённую маму, которая, с хрипом, даже каким-то всхлипом, втягивала воздух, в унисон со своими чадами — рыбки делали первые в своей жизни вдохи. В глазах у девушки быстро рассеивался туман, и уже через пару минут она с интересом рассматривала прижатых к собственной груди двоякодышащих созданий. Её трясло, но по выражению лица было понятно — она осознаёт, где находится, что произошло, и узнала людей, тискающих её в объятиях.

— Хвала Небесам! — выдохнула куратор.

Сафирова уже плакали, да и Нариола сдерживалась лишь на пару секунд дольше — сколько раз не встречай товарища, а плотину всё равно прорывает.

— С возвращением, солнышко…