Уставшая и расстроенная, она заночевала на незнакомых скалах, навсегда потеряв покой. Былые маленькие радости уже не вызывали прилива эмоций, даже встречи с двуногой не могли отвлечь от мыслей о НЕЙ, и Лесавесима часто с беспокойством осматривала северную часть небосвода. Так что, общение с человеком не клеилось. А потом она и вовсе пропала в далёких землях.

Рассвет нового дня застал её у небольшого замёрзшего водопада — на высокогорье по ночам было довольно холодно. Деревья расстались с жёлтыми нарядами, и ранее непроницаемая стена леса теперь не скрывала обитателей от пары зорких глаз: Лесавсима уже поняла, что можно охотиться не только на рыбу, и обглоданная тушка молодого поросёнка, лежащая рядом с местом её ночлега, была тому подтверждением.

Доев на завтрак остатки вечерней добычи, она снова поднялась в воздух. Утро встретило её прохладой. По-зимнему чистый воздух открывал взору просторы хребта, и она летела на север змейкой, огибая горы, всматриваясь в убегающие к студёному морю долины, в бескрайние поля, простирающиеся вглубь материка. Но и небо, и земля оставались безразличными к её чаяниям — в воздухе проносились обычные птицы, не имеющие ничего общего с фантомом, за которым гналась Лесавесима. Единственное, что изменилось в привычной картине мира — это белые шапки, закрывшие пики наиболее высоких гор.

Путешественница сделала уже обычную остановку в середине дня, подкрепиться ягодами и попить из ручья, и снова расправила крылья, когда солнце уже миновало высшую точку подъёма, покатившись вниз.

А через пару часов она чуть не погибла. Вынырнув из-за вертикальной скалы, Лесавесима обнаружила долину почти идеально круглой формы, окружённую пятью пиками, с огромным озером чистейшей голубой воды, и языками ледников, спускающихся с практически отвесных круч к зелёным ещё лугам. Зачарованная открывшимся зрелищем, она едва уловила боковым зрением движение, инстинктивно прянув вниз.

Огромная серебристая птица, беззвучно парила в небе, распластав невероятного размаха крылья, купаясь в лучах почти не греющего солнца.

Немного уняв сердцебиение, ведь на волосок разминулась со смертью, Лесавесима бросилась вдогонку, не веря в своё счастье.

Правильно делала, что не верила. Цепкая память сразу уловила массу несоответствий с призраком самой себя: гораздо больше, слишком длинное тело, непонятной формы хвост, а уж крылья…Какие-то неживые…

В памятный осенний день незнакомка показалась всего на несколько минут и была достаточно далеко, но, всё же, не настолько далеко — странница была абсолютно уверена, что это существо другое.

Заметив на хвосте «преследователя», нечто повело себя флегматично. Оно по-прежнему выписывало в воздухе широкие круги, не обращая на Лесавесиму особого внимания, словно подобный эскорт был привычен. Разочарованной страннице быстро наскучил этот хоровод — серебристая птица держалась в воздухе хорошо, но в каждом движении чувствовалась осторожность, словно воздух был готов в любой момент уронить её, послав в смертоносное пике к самой земле. Ни намёка на живую силу незнакомки, уверенно резавшей крыльями воздух!

Из-за нахлынувшей горечи Лесавесима совсем перестала смотреть по сторонам, что второй раз чуть не обернулось трагедией — пробив невесть откуда и куда плывущее облачко, она нос к носу столкнулась с НЕЙ. Два тела рванули в стороны (хорошо в разные!) в панической попытке избежать столкновения. Немного опешив от неожиданной встречи, две повелительницы ветров сначала летели в разные стороны, а потом устремились навстречу друг другу, закрутили тугие виражи, словно пытаясь убедить себя в реальности произошедшего, как два отражения, они синхронно ложились то на одно крыло, то на другое.

Не сон. Хилья, удивлённая неожиданной встречей не меньше, тут же забыла про свою вечную соперницу, серебряную птицу. Хоть с той и было интересно состязаться в подъёме на большие высоты, но гостья из далёких земель была родная. Она тут же обратила внимание на поразительное сходство с незнакомкой, только та была гораздо быстрее, серой молнией мелькая в воздухе. Хилья всё-таки привыкла к более размеренным полётам, едва поспевая за расшалившейся от радости Лесавесимой.

Впрочем, у каждой палки два конца. Странница быстро устала, да и оставленный за день за спиной путь был немаленьким, и по крутой спирали пошла к земле, туда, где перегретая в толще камня вода гейзерами била вверх, поднимая облака белоснежного пара, позволяя долине оставаться цветущим садом круглый год. А Хилья, словно боясь потерять гостью, последовала за ней, изо всех сил стараясь не отставать.

Две диковенные птицы опустились на ковёр из цветов, замерев, не сводили очарованных глаз друг с друга, каждая истерически вдыхала запах знакомой незнакомки: носы едва не касались. Хилья, вся встопорщенная от возбуждения, оставалась такой же прекрасной, в своей орлиной раскраске, а Лесавесима, выдавая не менее бурные чувства, переливалась всеми цветами радуги. Они сделали шаг на встречу, тонкие, обманчиво хрупкие шеи, прижались, ища тепла. Хозяйка долины от переполняющего её счастья встречи с родственной душой прикрыла свои медового цвета глаза, а гостья, всё ещё не веря в благосклонность судьбы, с нежностью смотрела на неё своими глазами, пылающими, как два шаровых скопления звёзд…

Мирра стояла у стеклянной стены, и видела всю трогательную сцену от начала до конца. Вообще-то пару эволэков в один «аквариум» почти никогда не помещали, но, учитывая схожесть стоящей задачи, и желательность поддержки Якоря тактильным контактом в бренном мире, Элана и Ханнеле свели вместе.

Парочка, повинуясь рвущейся из Океанеса моторике, в экстазе жалась друг к другу. Запредельная пластика их тел заставляла волосы дыбом вставать — в нормальном состоянии человек если и может проделывать такое, то только после напряжённых многолетних тренировок! Если таланта хватит… Нет, ничего запретного не происходило за стеклом, а куратор и староста не были невольными свидетелями странной любви, греховной страсти, повинующейся не людским сердцам, а потусторонней силе. Два человека в этом мире, как и пара удивительных крылатых созданий в том, выражали приятие и радость, а поскольку язык тела у Лесавесимы и Хильи был очень важной составляющей общения, эволэкам ничего не оставалось, кроме как воспроизводить его, естественно с поправкой на особенности своей анатомии, способности мышц, суставов…

— Вот и встретились два одиночества, — грустно сказала лидер Клана Воды.

В голосе чувствовалась тоска. Эволэк почти всегда одинок. Родные не понимают его желания слиться с Великой Рекой снова и снова, а другие желания не частые гости в его сознании.

Ольга с интересом наблюдала за девушкой. Та скрестила руки на груди, причём правая подпирала подбородок низко опущенной головы, немного сгорбилась, и полностью ушла в себя.

Киборг в такие минуты остро ощущала собственную беспомощность и бесполезность: чтобы правильно построить разговор, не ранив чувств человека, надо понимать происходящее в его голове, а понимания не было. Живая душа по-прежнему была полна загадок, и молодой ИР застыл в нерешительности, не смея ломиться в запертые двери.