— наш председатель.

Василь Довгань.

Юлий Гарбузов

14 сентября 2007 года, пятница

Харьков, Украина

7. Ложка дегтя в бочке меда (Не закончено)

Образец, задающий форматы.

Баландин Филипп Евстафьевич — заведующий кафедрой истории КПСС, читал нам этот предмет.

Баландин:

— Медленным шагом, робким зигзагом тише вперед, рабочий народ!

Сатира на меньшевиков:

Медленным шагом,

Робким зигзагом,

Не увлекаясь,

Приспособляясь,

Если возможно,

То осторожно,

Тише вперед,

Рабочий народ! (Ю. Мартов)

Медленным шагом,

Робким зигзагом,

Тише вперед,

Рабочий народ!

Не увлекаясь,

Приспособляясь,

Тише вперед,

Рабочий народ!

Если возможно,

То осторожно

Шествуй вперед,

Рабочий народ!

Федеративный Совет партии, Ленин, Троцкий — вот на ком сосредоточилась во время деятельности Совета вся ненависть Хрусталева-Носаря.

Он был настолько умен, что сознавал свое политическое бессилие в каждом выдвигаемом революцией вопросе и свою безграмотность при его решении. Он в этом далеко уступал каждому рядовому рабочему, так как у него не было присущего пролетарию революционного чутья, не было хотя бы бессознательно правильной оценки момента, не было порыва, создаваемого классовой солидарностью и беззаветным стремлением к жертве собой во имя торжества в борьбе с капиталом и освобождения всех трудящихся от ига эксплуататоров. Носарь был связан воспринятой от Милюкова и его компании буржуазной идеологией и являлся олицетворением насмешливой песенки, сложенной Ю. О. Мартовым в эпоху экономизма 1890 годов по адресу рецептов их органа «Рабочего Дела» — «Медленным шагом, робким зигзагом, тише вперед, рабочий народ…».

В первую сессию он поставил мне двойку за узкие брюки. Сказал, что я представитель чуждой идеологии.

— А что там слышно по голосу Америки? А по Бибиси?

Хотел завалить меня на пересдаче. Выручил Шкиц, послав меня сдавать экзамен на другой день, зная, что заболел и подговорив нового экзаменатора.

Весь весенний семестр Баландин, проводя в нашей группе семинары, ни разу меня не вызвал, как я ни тянул руку. Потом, перед сессией, сказал:

— А у Вас, товарищ Очерет, катастрофическое положение! Ни одного выступления на семинарах! Вас отчислять надо. Я не могу Вас к экзамену допустить.

— Вы же меня не вызывали — я сколько просился выступить!

— Вы просились? А почему руки не поднимали?

— Да я каждый раз руку тянул, а вы меня все равно не вызывали.

— Что? Помилуйте, я не помню такого! Факт есть факт — ни одного выступления. Такого у меня еще не было!

А в летнюю сессию он, на мое счастье, заболел опять. Одногруппникам было только смешно. Все откровенно веселились, смеялись.

— Пусть выгонят. Поработает, жизнь увидит. Нечего тут прямо со школы в институт! Мы вот служили в армии, по пять лет потеряли. И ничего!

Но меня не выгнали. Пришел Лисецкий и спокойно принял у меня экзамен. Даже похвалил. Предложил четверку — я тут же, не думая, согласился.

Юлий Гарбузов

29 августа 2007 года, среда

Харьков, Украина

8. Елка-елка, зеленая иголка! (Не закончено)

Вася Трубинок во втором классе отвечал урок перед Новым годом. Нам было задано выучить наизусть стишок о елке:

Елка-елка,

Зеленая иголка!

Откуда ты, душистая-

Пушистая пришла?

Пришла я из колхоза,

Удрала от Мороза

И много-много радости

Детишкам принесла!

Но Вася случайно перепутал и рассказал на полном серьезе:

Елка-елка,

Зеленая иголка!

Откуда ты, душистая-

Пушистая пришла?

Пришла я от Мороза,

Удрала из колхоза

И много-много радости

Детишкам принесла!

Никто из ребят даже не заметил неточности. Но вот учительница акцентуировала внимание на его невинной ошибочке и раздула из этого политический скандал.

— Как-как ты сказал? «Пришла я…», а дальше?

— Пришла я от мороза, удрала из колхоза…

Весь класс взорвался смехом над васиной ошибкой. Но учительница утихомирила класс, подняв вверх ладонь, обращенную к ребятам.

— Тихо! Вот, значит, как! Так ты это сознательно!

— Что сознательно?

— Такую пропаганду здесь среди моего класса ведешь?

— Какую про-па-ганду? — произнес Вася, с трудом выговаривая незнакомое слово.

— Вражескую! Вот какую! И не прикидывайся здесь дурачком! Кто тебя этому научил?

— Чему научил? — недоумевал Вася.

— Тому, что ты здесь насаждаешь среди моего класса, негодяй!

— Чего еще?

Отец прилюдно бил Васю.

Юлий Гарбузов

9. Студент-лектор (Не закончено)

Как Глазман заставил Хусточку читать лекцию.

А вот — непонятно.

Ура — звонок!

После Геронимуса в третьем семестре читал Глазман. Сначала нам казалось, что лекции Глазмана из рук вон плохие. Он читал в виде непринужденной беседы, а не в форме строгого академизма, как Геронимус. Особенно это раздражало нашего Хусточку. Тот донимал Глазмана вопросами, которые обычно начинал словами: «А вот непонятно…». Глазман сначала терпеливо отвечал на его вопросы. Но потом стал их игнорировать. А когда Хусточка настаивал, он коротко обрывал его словами: «Не хочу вам отвечать! Не буду — и все!» Хусточка возмущался:

— Так зачем же тогда лекции?

— Сядьте, Хусточка! — бесцеремонно отвечал Глазман. — Не буду вам отвечать, потому что считаю это пустой тратой времени. Так вот, вронскианом называется… Пишите, Хусточка! Потом ко мне подойдете! Я вам дам индивидуальную консультацию! Вронскианом называется…

— Вы не готовитесь к лекциям! — кричал Хусточка, — Если бы вы готовились, ответили бы на все мои и другие вопросы! Профессор Геронимус — вот кто лекции читал! Готовился человек! Даже я — и то ответил бы на любой вопрос по материалу лекции, если бы было время подготовиться!

— Так, ловлю на слове. Следующую лекцию будет читать Хусточка!

Аудитория дружно рассмеялась.

— Я не шучу. Скажу тему, дам консультаций сколько угодно. Литературой обеспечу и профессора Геронимуса попрошу консультировать вас. Идет?

— Я согласен!

Хусточка усиленно готовился к предстоящей лекции.

— Я ему покажу! Подготовлюсь так, что комар носа не подточит! На память вызубрю! Но прочитаю на уровне! Пусть ему стыдно станет!

Ребята смеялись и подтрунивали над ним:

— Брось, Хусточка! Не делай из себя посмешище! Ну какой из тебя лектор?

— А вот увидим! — кипятился Хусточка и продолжал разбираться в материале, а потом упорно зазубривать его.

На следующую лекцию все пришли, как на спектакль. Серьезным был только Хусточка. Глазман еще в коридоре сказал:

— Ну что, айда слушать профессора Хусточку? Погодите, уважаемый профессор! Дайте нам войти. Преподаватель входит в аудиторию последний, а выходит первый, — напутствовал Глазман.

В большой аудитории амфитеатром Глазман сел в первом ряду, а Хусточка стал за кафедру. Аудитория галдела и шумела, не обращая внимания на лектора Хусточку. Хусточка попытался навести порядок, но его никто всерьез не принял — все продолжали шуметь.

— Прошу тишины! Одесский, перестань галдеть! Мельничук! Ты что, в детском садике! Тихо! Я так не