поздняя осень, было сыро, холодно. Часто по улицам сквозил промозглый ветер. И если я летом думать про какой-нибудь шалаш в пригороде, а я уж и про такое помышляла, то осенью это стало просто невозможно.

Теперь я видела только одного человека, который мог бы помочь, – этот Аркадий Николаевич. Я снова обратилась к администратору, и меня снова направили к нему.

Войдя, я услышала его грудной голос:

– Ну что? Как наши дела?

– Извините. Я виновата. Но, видите ли… – начала я говорить, – пока еще не получила деньги на оплату по той расписке. Понимаете? Я нашла работу, подрабатываю репетитором. Это, конечно, не ахти какие деньги, но я смогу, думаю, в будущем больше заработать и все вам вернуть. Но вот сейчас я не знаю, как быть.

– М-да, девонька, в сложное положение попадаете, да и мне тоже с вами не легче. Хм! – недовольно сказал он.

Потом он встал из-за своего стола, подал мне бумагу и сказал:

– А ну-ка напишите мне подробнее, чем можете заниматься, кем работать, какой опыт и т. п.

У меня всегда было какое-то доверие к старшим, я к ним относилась как к учителям. Поэтому решила так, что коли просит, так нужно написать. Я взяла ручку и стала писать.

Он ходил молча вокруг меня, я не обращала внимания, но случайно заметила вот что. У него на столе стоял такой цветной, я бы сказала, пенал. В отражении от этого пенала я увидала его, как он стоит у меня за спиной, и так и смотрит на меня. В первый раз, помнишь, мне по глупости понравилось, что он на меня обращает внимание, а тут стало неприятно, не по себе как-то. Наверное, потому что учителя так не смотрят на учениц или, по крайней мере, не должны смотреть. А он смотрел. Мне вроде даже примерещилось, что он как-то незаметно даже для самого себя облизнулся, пока смотрел. Фу, противно!

Но только, пожалуйста, верь мне! Мне очень, очень нужно, чтобы ты верил! И еще очень нужно, чтобы ты помог.

Ну так я написала, он взял бумажку, сказал: «Негусто». Потом еще минут двадцать, а может, и больше, ходил по кабинету. В это время пару раз кто-то заглядывал в дверь, видимо, желая зайти к нему, но он не пускал.

– Вот приходится решать какие вопросы, – сказал он, тряся в руке бумагу, где я описала свой профессиональный опыт, – хотя для этого совершенно нет времени. У меня и так много дел.

Я снова находилась в таком состоянии, что как будто решается моя судьба.

И тут он заговорил своим страшным громовым голосом, как судья:

– Вот что я предлагаю. Я даю срок еще на одну неделю на тех же условиях, что и раньше. Это первое. Второе. Я могу помощь найти работу тут, в нашем городе. Я дам рекомендацию к своему знакомому, у него пекарня.

Помнишь ту пекарню, возле которой мы встретили того неприятного человека? Вот это она и есть. Но тогда я еще не знала об этом.

Директор гостиницы продолжал:

– Я позвоню ему и попрошу пристроить вас на работу. Подходит такой вариант?

Что тут сказать? Я так обрадовалась! И жить, думаю, будет где, да еще и работа появится. Только никак я не могла представить, что же это такое могу делать в пекарне, если ничего не смылю в этом деле? Ну да ничего, подумалось мне в тот момент, все же лучше, чем ничего. Какая же я глупая, ничего не видела под собственным носом! Мне бы чуть поразмышлять, подумать… А я так сходу и согласилась. Снова подписала расписку. Опять я слышала только то, что хотела слышать, а прочее, самое важное, мимо ушей пропустила. Как тут меня назвать?!

Но ты слушай, мне только это сейчас от тебя нужно.

Знаешь, этот Аркадий Николаевич сказал мне, чтобы я на следующий день пошла в пекарню и спросила там руководителя, Михаила, сказала, что я от директора гостиницы, и попросилась на работу. А он, говорит, позвонит Михаилу и предупредит.

На следующий день, а это была среда, я пришла в пекарню к девяти утра. Сначала пускать не хотели, держали на проходной. Ходила там долго. Вся пекарня – это три дома во дворе, один круглый, с трубой, два поменьше. Запах там, конечно, такой приятный, хлебный. Нашла я кабинетик этого Михаила, его самого не было, стояла, ждала возле дверей. Пришел он часам к одиннадцати.

Я ему говорю:

– Здравствуйте, я от Аркадия Николаевича.

А он мне вдруг так резко, как на бегу отвечает:

– От кого, от кого?

Я тут опешила, с меня иллюзия, как пелена, слетела. Туда я шла с такой надеждой, что вот-вот кончатся мои мытарства, и вдруг такой неожиданный вопрос.

Я сказала ему:

– Аркадий Николаевич, директор гостиницы «Элит». Он вам должен был звонить насчет меня, насчет того, чтобы меня на работу принять. Меня зовут Арина.

– Ах да, – как будто он неожиданно вспомнил, при этом держа в руках какие-то бумажки и глядя в них.

– Так-так-так, – сказал он, глядя сквозь меня. – Что же он просил? Ах да! Так, что умеете делать?

Я попробовала ему говорить, чему училась, про репетиторство. Он, мне показалось, и не слушал.

– Так-так-так, – сказал Михаил и перешел в разговоре со мной на «ты». – Приходи в понедельник, в это время, я посмотрю, будет ли у меня возможность пристроить тебя. Да-да, так и поступим. Ну все, пока, до понедельника.

Что сказать о том, что у меня было на душе после этого разговора? Пустота. Вот как-то мозгами своими я понимала, что ничего из этой идеи не получится, но все-таки твердила себе, что надежда умирает последней, что нужно дождаться понедельника, а там видно будет.

Хорошо еще, что у меня появился один ученик на репетиторстве. Я очень ценила его. Мальчик такой славный, только с математикой у него плохо получалось, отвлекается он постоянно, неусидчивый. Я же проводила с ним даже больше времени, чем мне оплачивалось. Во-первых, мне девать это время было особо некуда, а во-вторых, я искренне надеялась, что у паренька будет прогресс в математике, а там и еще ученики появятся, если родителям понравятся мои уроки, и они посоветуют мои услуги еще кому-нибудь.

Наступил понедельник. Снова иду в пекарню, снова часа три ищу этого Михаила. Когда нашла его, он смотрел на меня, как будто первый раз видит. Мне второй раз пришлось говорить, кто я, напомнить, что он в среду обещал найти для меня