Она была еще девочкой – четырех или пяти лет, как полагала,когда ее родители эмигрировали на Дейбу. Когда началась война, их заключили вЦентре по Переселению, из-за планеты, которая являлась их родиной. Если бы онаимела деньги, ей бы все равно пришлось убраться. Но она знала, что их у нееникогда не будет. Ее родители не пережили время конфликта между ОбъединеннымиЛигами и ДиНОО. Впоследствии она стала подопечной государства. Ее научили, чтостарое клеймо остается, даже когда она стала взрослее и начала искать работу.Только планетный дом удовольствий в Кэйпвилле был для нее открыт. Джакараникогда не имела поклонников, даже друга; никогда не делала другую работу.

«Возможно сочувствует ДиНОО», где-то, она чувствовала, былпоставлен штамп на записи, обведенной красным, и в ней, четко отпечатанная,через два интервала, история ее жизни, заполняющая полстраницы специальногоотчета.

Очень хорошо, решила она, когда собрала факты и пришла кзаключению несколькими годами ранее. Очень хорошо. Вы втянули меня, вы смотрелина меня, вы вышвырнули меня. Вы дали мне призвание, нежелаемое. Я приняла это,отложив все только на «возможное». Когда время придет, я действительно будупроказой этого сердца цветов.

Из-за других девиц, изредка входивших в ее комнату, оначувствовала себя стесненно. В тех немногих случаях, когда это происходило, онинервно хихикали и быстро прощались. Ни манжет, ни кружев, ни огромныхфотографий красавцев актеров, какие украшали их комнаты – ничего из этого незанимало тот аскетический отсек, где пребывала Джакара. Над ее кроватьюнаходилось только сухое грозное лицо мстителя Малакара, последнего человека наземле. На противоположной стене висела пара одинаковых плетей с серебрянымирукоятками. Она позволила другим девицам иметь дело с обычными клиентами. Ейхотелось только тех, с кем можно было обращаться жестоко. И они поступали кней, и она их оскорбляла, и они больше не стремились вернуться. И каждую ночьона говорила с ним, используя самую близкую вещь в ее жизни, чтобы молиться:

– Я била их, Малакар, как ты разрушал их города, ихмиры, как ты еще борешься, как ты будешь бороться. Помоги мне быть сильной,Малакар. Дай мне силы вредить, разрушать. Помоги мне, Малакар, пожалуйстапомоги. Убей их! – И иногда, поздно ночью или в ранние утренние часы, онапросыпалась плача, сама не зная почему.

Она повернула своего скакуна и направила его по тропинке,что вела средь холмов к другому берегу полуострова.

День был юн, и ее сердце пело от тех недавних новостей сБланчена.

Хейдель выпил одну полную флягу воды и половину другой.Влажная послеполуночная тьма окутывала его лагерь. Он перевернулся на спину изаложил руки за голову, вглядываясь в небеса. Все недавно происшедшее казалосьтаким далеким. Каждый раз, когда он пробуждался от сна в состоянии комы,возникало ощущение будто он начал новую жизнь, события прежних дней казалиськак холодное, ровное прошлогоднее письмо, недавно вынутое из пустого,затерявшегося ящика. Это чувство пройдет через час или около того, он знал.

Падающая звезда пересекла светлые небеса и он улыбнулся.Предвестница моего финального дня на Кличе, сказал сам себе. Справился посвоему мерцающему хроно в подтверждении времени. Да, его слипающиеся глаза неошибались. Еще часы остаются до рассвета.

Он протер глаза и мысленно вернулся к ее красе. Она казаласьтакой тихой на этот раз. Хотя он редко запоминал слова, казалось, что некоторыеиз них остались в памяти. Была ли это печаль, что сопутствует нежности? Онвспоминал руку над бровью и что-то влажное, что катилось по щеке.

Хейдель помотал головой и засмеялся. Действительно онсумасшедший, как и предполагал тогда в той странтрианской гробнице? Считать ееза подлинную это акт сумасшествия.

С одной стороны…

С другой… В любом случае, как ты объяснишь повторяющийсясон? Наваждение, которое упорно продолжается? Не сон, в полном смысле этогослова. Только основы и положения. Диалоги меняются, тональности смещаются. Нокаждый раз у него возникает чувство любви и силы, посреди мира. Возможно, ондолжен был увидеться с психиатром. Если хочет, чтобы ему все выложили напрямик.Но он решил, что не хочет. Да, действительно. Проводя большую часть времени водиночестве, кому желать ему вреда? Возбуждаясь, когда имел дело с другими, онне оказывался под их влиянием. Они давали комфорт и отвлекали его внимание.Почему уничтожено последнее из невинных удовольствий жизни? Тут, кажется, нетпрогрессирующего расстройства.

Так он лежал несколько часов. Его думы были устремлены вбудущее. Он наблюдал как небо светлело и одна за одной гасли звезды. У негобыло любопытство к происходящему на других мирах. Довольно долго он находилсявдали от Центральных Новостей.

Когда восход расколол мир надвое, он поднялся, отряхнулся,привел в порядок волосы и бороду, оделся. Затем позавтракал, уложил своипринадлежности, закинул тюк за спину и направился вниз с холма.

Полчаса спустя он уже шагал по предместьям города.

Пересекая улицу, Хейдель услышал колокол, звенящий на однойи той же все более и более высокой ноте.

– Смерть, – сказал он себе, – похороннаяпроцессия. И продолжал свой путь.

Затем он услышал сирены. Но все продолжал идти не думая обих источнике.

Он подошел к хранилищу, где ужинал несколькими днями ранее.Оно было закрыто и черные памятки качались над дверью.

Он удалился, вдруг всплыла неясная тревога, вдруг закралосьощущение худшего, известное ему ранее.

Он ожидал процессию, которая должна миновать угол, где онстоял. Громыхающий катафалк, освещенный огнями.

«Они еще хоронят умерших здесь», – отметил он;и, – «Не об этом я думаю. Простая смерть, обычная смерть… Кого я пытаюсьдурачить?»

Он пошел дальше, и человек пересек его путь и плюнул.

Опять? Чем я становлюсь?

Он проходил по улицам, направляясь к аэродрому.

«Если я несу ответственность, как они могли узнать такскоро?» – стоял мучительный вопрос.

Они не могли, не с такой уверенностью…

Но затем он понял, как они узнали. Что? Прикосновение богазапало в их умы. Взаимный страх преобладает над благоговением. Он оставалсяслишком долго, в тот день, век назад. Теперь каждый момент удовольствияиспарялся, вытекал, уменьшался с каждым ударом колокола. Каждое новое мгновениездесь, в этом месте, вставало преградой между ним и удовольствием.

Хейдель продвигался вдоль улицы, держась правой стороны.

Маленький мальчик обратил на него внимание:

– Он там! – раздался крик. – Это Х.!