Тогда я скинула босоножки, подобрала под себяноги и уселась поудобнее.

Лемешева удивленно глянула на меня, прежде чемприступить к отчету, остальные даже взгляда себе не позволили — ели глазамишефа. Лизоблюды!

Завулон, откинувшийся в кресле за своимнеобъятным столом, тоже никак на меня не отреагировал. Внешне, по крайней мере.

Ну и не надо…

Я слушала ровный голос Лемешевой — докладывалаона хорошо, коротко и четко, ничего лишнего не сказано, и ничего важного неупущено. И смотрела на фотографию, что висела над рабочим столом.Старая-престарая, ей сто сорок лет, она сделана еще коллоидальным способом —когда-то шеф мне подробно объяснял различия между «сухим» и «мокрым» методами.На фотографии — Завулон в старомодной одежде оксфордского студента, на фонебашни колледжа Крайст-Черч. Это подлинник работы Льюиса Кэрролла, и шеф как-тозаметил, что очень трудно было уговорить «этого чопорного поэтического сухаря»потратить время не на маленькую девочку, а на собственного студента. Нофотография очень удачная, наверное, Кэрролл и впрямь был мастером. Завулон наней серьезен, но в глазах живет тихая ирония, и еще он кажется гораздо моложе…хотя что для него полтораста лет…

— Донникова?

Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:

— Совершенно согласна. Если целью нашей миссиибыло непременное освобождение задержанной — то образование круга силы и угрозажертвоприношения являлись наилучшим решением.

Помолчав, я скептически добавила:

— Конечно, если эта дура стоила таких усилий.

— Алиса! — в голосе Лемешевой зазвенел металл.— Как ты смеешь обсуждать приказы руководства? Шеф, приношу извинения за Алису,она переволновалась и несколько… несколько не в себе.

— Разумеется, — сказал Завулон. — Алиса,фактически, обеспечила успех операции. Пожертвовала всей своей силой.Неудивительно, что ей хочется задавать вопросы.

Я вскинула голову.

Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешкиили иронии.

— Но… — начала Лемешева.

— Кто-то только что говорил о субординации? —прервал ее Завулон. — Помолчите.

Лемешева осеклась.

Завулон поднялся из-за стола. Неторопливоподошел ко мне — я, не отрываясь, смотрела на него, но вставать не стала.

— Та дура, — сказал Завулон, — ни стоила такихусилий. Разумеется. А вот сама операция против Ночного Дозора была крайневажна. И все ваши боевые раны вполне оправданны.

Мне словно шило в одно место вставили…

— Спасибо, Завулон, — ответила я. — Мне будетлегче прожить все эти годы, зная, что я выкладывалась не зря.

— Какие годы, Алиса? — спросил Завулон.

Странное дело… мы целый год вообще неразговаривали… я даже приказов от него лично не получала… а вот сейчас онзаговорил — и в груди снова холодный колючий комок…

— Лекарь сказал, что я восстановлюсь оченьнескоро.

Завулон усмехнулся. И — вдруг — протянул руку!И потрепал меня по щеке. Ласково… и так знакомо…

— Мало ли, что сказал лекарь… — миролюбивопроизнес Завулон. — У лекаря свое мнение… а у меня свое.

Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобыне потянуться щекой за ней следом…

— Думаю, никто не спорит, что Алиса Донниковав значительной мере обеспечила успех сегодняшней операции? — спросил Завулон.

Ага… хотела бы я посмотреть на того, ктовозразит! Лишь Лемешева осторожно добавила:

— Мы все приложили значительные усилия…

— По вашему состоянию легко понять, кто и чтоприложил.

Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал,лишь облокотился о столешницу, и замер, глядя на меня. Кажется — он внимательноменя прощупывал сквозь сумрак.

Но я не могла этого ощутить…

— Все согласны, что Дневной Дозор долженпомочь Алисе? — осведомился Завулон.

В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-тостарая ведьма и сама была подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когдая была в фаворе… поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.

— Если речь идет о помощи, — начала она, — тоКарл Львович провел хорошую параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, ноэто все равно, что давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, яготова попробовать…

Завулон повернул голову, и Лемешевазаткнулась.

— Нужен бульончик — будет бульончик, — оченьмирным голосом сказал он. — Все свободны.

Первыми повскакивали братья-вампиры, потомповставали ведьмы. Я тоже зашарила ногами в поисках босоножек.

— Алиса, останься, если не сложно, — попросилЗавулон.

Глаза Лемешевой вспыхнули — и погасли. Онапоняла то, во что я все еще боялась поверить.

Через несколько мгновений мы с Завулономостались одни. Молча глядя друг на друга.

Горло пересохло, и язык отказывалсяповиноваться. Нет, не может такого быть… не стоит даже и обманываться…

— Как ты, Аля? — спросил Завулон.

Алей меня зовет только мама.

И Завулон — раньше звал…

— Как выжатый лимон, — сказала я. — Скажи, я ивпрямь страшная дура? Истратила себя на никому не нужную работу?

— Ты умница, Аля, — сказал Завулон.

И улыбнулся.

Так же как раньше. Совсем так же.

— Но я теперь…

Я замолчала, потому что Завулон шагнул ко мне— и слова стали не нужны. Я даже встать с кресла не смогла: обхватила его заноги, обняла, прижалась — и разревелась.

— Сегодня ты положила начало одной из лучшихнаших операций, — сказал Завулон. Его рука трепала мне волосы, но все-такиказалось, что он сейчас далеко-далеко. Конечно, такой маг как он никогда неможет позволить себе расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области,на нем судьбы простых Темных, живущих мирной и спокойной жизнью, ему приходитсябороться с интригами Светлых и уделять внимание людям… — Алиса, после твоейглупой выходки с призмой силы я решил, что ты вряд ли заслуживаешь моеговнимания.