– Возьмите, бабушка, – раздалось над ее ухом – пареньпротягивал ей десятку.

– Да пошел ты со своими деньгами! В смысле, пива лучше себекупи, сынок, – посоветовала бабуся ошалевшему юноше и обратилась к продавщице:– Слышь, Зинка, в оперном театре я работала. Ведущие партии исполняла.

– Ага, так я тебе и поверила, – в очередной раз заржала вовсе горло Зинка, и тут смех ее стих, потому что Прокопьевна открыла рот и…

– Тра-та-та-та тарам-па-па-па. L’ amour est un oiseaurebelle… – выдала она на чистом меццо-сопрано и не менее чистом французскомзнаменитую хабанеру из оперы «Кармен».

Внутри табачного киоска послышался грохот, вероятно, Зинкаупала со стула. А прыщавый юноша выронил изо рта сигарету. Прокопьевна темвременем, сорвав с головы платок и продолжая солировать, помчалась к дороге,выбежала на середину проезжей части и, размахивая руками, попыталась остановитьнесущийся на нее автотранспорт.

– Чума! – вылезла из окошка продавщица.

Парень молча вынул из пачки другую сигарету, сунул ее в ротне той стороной, прикурил фильтр и усиленно пытался затянуться, пока страннуюнищенку не увезла в неизвестном направлении попутка.

– Может, она объявление о шоу «Минута славы» в газете прочитала?Вот и ломанулась? – выдал свою версию молодой человек.

– Я бы тоже ломанулась, будь у меня такой голос, –поддержала его Зинка, опять скрылась в окне, и через секунду из киоска раздалсяее прокуренный басок, исполняющий романс «Вдоль по Питерской».

Ни она, ни юноша так и не узнали, какое событие сталопричиной необычного поведения попрошайки Прокопьевны (Нины ПрокопьевныВишняковской) – бывшей оперной дивы, красавицы и умницы, чья успешная карьераоборвалась сразу после финального аккорда в ее супружеской жизни с подпольныммиллионером господином Шалинским – гадом ползучим, уродом и мразью, от которогоона ушла на пятом году супружества, так и не добившись официального развода.Шалинский на ее уход отреагировал подлой местью, ударив по самой болезненнойточке, – закрыл для Нины двери в оперу. Психушка помогла справиться спотрясением, алкоголь стер тонкую черту, за которую нельзя переступить, и дляНины Вишняковской открылась другая дверь – единственная, куда вход былсвободный. Впрочем, Нина Прокопьевна была счастлива, а сегодня почувствоваласебя счастливой вдвойне, потому что сволочь, которая сломала ей жизнь,отправилась в ад. Это чудесное событие следовало немедленно отметить.

С празднованием пришлось повременить: вернувшись домой,Вишняковская обнаружила в почтовом ящике конверт со штампом адвокатской конторы«Туманов и партнеры». В письме говорилось о смерти Шалинского и предлагалосьсегодня, к шестнадцати часам, явиться в контору для уточнения некоторыхформальностей, связанных с завещанием.

Сменив рабочую униформу на подобающий ситуации строгийчерный костюм, лаковые туфли и шляпку с вуалью и потом умело замаскировав следыстарости, нищеты и недавнего запоя на лице, Вишняковская направила свои стопы вКривоколенный переулок. Душу ее терзали нехорошие предчувствия. Казалосьстранным, что явиться надлежало в адвокатскую, а не в нотариальную контору –Нина Прокопьевна чувствовала в этом какой-то подвох.

Предчувствия Вишняковскую не обманули, подвох обнаружилсясразу, как только она в сопровождении секретаря вошла в кабинет адвокатаТуманова.

– Нина Прокопьевна Вишняковская, вдова Шалинского, –представилась она, заметив в кабинете молоденькую блондиночку, словно сошедшуюс обложки глянцевого журнала.

Жертва гламура, закинув ногу на ногу, сидела в кожаномкресле, напротив стола адвоката, и смотрела на нее с нескрываемым презрением.

– Очень приятно, присаживайтесь, Нина Прокопьевна. Менязовут Дмитрий Евгеньевич Туманов, – привстал из-за стола привлекательный брюнетс бородкой-эспаньолкой.

– Чего? Не поняла прико-о-ола? Какая еще такая вдова-а-а? –протянула блондинка, сдув пухлыми губами прядку платиновых волос с загорелоголба. – Я вдова Мурзика – Мадлен Иванова. По паспорту вообще-то Маша. А этатетка самозванка! Пусть убирается. И вообще, когда уже можно Мурзика забрать? Изавещание получить?

– Да нет же, я вдова! Шалинский не подавал на развод! Вотмой паспорт и свидетельство о браке. – Нина Прокопьевна положила на столдокументы.

– Вы не волнуйтесь. Присаживайтесь, пожалуйста, – вежливопредложил ей Туманов.

Нина Прокопьевна скромно присела на стульчик в углу комнатыи метнула в блондинку полный негодования взгляд. Мадлен в ответ состроила такуюфизиономию, что даже Туманов скривился.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась эффектная брюнеткас каре. Одета она была в стиле декаданс: узкое черное платье с глубокимдекольте. Шею дамы украшало ярко-красное пушистое боа, в тон ему были подобранытуфли, сумочка, лак и помада.

– Какое горе! Как, как это могло произойти?! Ужаснаятрагедия! – всхлипнула она, манерно воздев глаза к потолку и приложив тыльнуюсторону ладони ко лбу. Помедитировав секунду в «синематографической» позе, дамаотмерла и перешла на деловой тон: – Позвольте представиться – Ангелина Заречная– вдова Эдуарда Шалинского!

– О, еще одна-а-а вдова-а-а нарисовалась! Я фигею, дорогаяредакция, – округлила глаза Мадлен, по паспорту Маша.

– Что такое? Как это – еще одна? – приподняла бровкиАнгелина.

– Все мы тут вдовы, – усмехнулась Нина Прокопьевна. – Причемподозреваю, что все мы тут вдовы законные.

– Вы совершенно правы, Нина Прокопьевна. В какой-то мере таконо и есть. Собственно, для этого я вас и пригласил, – снова встал со своегоместа Туманов. – Сейчас все вам объясню, уважаемые дамы. Я адвокат Шалинского,представляю его интересы и в курсе всех его дел. Поэтому…

– Ну, Мурзик! Ну, козе-ел! Мало того, что импотент, так ещеи многоженец! – перебила его Мадлен.

– Гнусный извращенец! – согласилась Ангелина. – Скотинаподлая! Тварь поганая!

– Подонок! Негодяй! Сукин сын! – подала голос Вишняковская.

– Дамы, прошу вас, успокойтесь! Мы сейчас во всемразберемся! – попытался вмешаться Туманов, но на его робкую реплику никто необратил внимания – вдовушки настолько вошли в раж, с азартом поливая своегопокойного супруга, что остановиться уже не могли. – Может быть, кофе? –предпринял он еще одну попытку, тоже безуспешною. И Туманов, у которого ушисвернулись в трубочку от изысканных нелитературных оборотов, притих, терпеливоожидая, когда грязевой словесный поток иссякнет. Да, Шалинский оказался прав,подозревая, что одна из супружниц желает ему смерти, размышлял адвокат.Ошибался он лишь в одном – смерти ему желали все три.

Наконец дамы выпустили пар и постепенно успокоились.