В комнату заглянула сухолицая, остроносая особа – та самаянетривиальная домработница. Выглядела она, правда, обычно и одета была всреднестатистический для тружениц данной профессии наряд: строгое коричневоеплатье, кретинский кокошник и белоснежный накрахмаленный передник.

– Газеты я спускалась свежие купить! И незачем орать во всюглотку! Нервы и без ваших воплей ни к черту, – поджав губы, проворчала женщина,продефилировала к журнальному столику и грохнула на него поднос. Изящнаяфарфоровая чашечка затанцевала на блюдце, на свежие газеты и кремовую льнянуюсалфетку из кофейника выплеснулось несколько капель. Собственно, именно в этоми заключалась оригинальность домработницы: Вера в выражениях не стеснялась илегко могла послать хозяйку в… или на… улицу за свежими газетами. Но непосылала, а каждое утро отправлялась за периодикой сама, хотя никто ее об этомне просил.

– Ой-ой-ой, какие мы нервные, – поддела Ангелина, присела насофу напротив журнального столика, налила себ кофейку и положила в чашкупрозрачную дольку лимона. Ангелина любила кофе с лимоном и обожала шокироватьофициантов за границей своими оригинальными вкусовыми пристрастиями. Особотупым после объясняла, что подобная мода пошла еще со времен русского царяАлександра – какого именно, она не уточняла, так как не знала сама.

– Чем так недовольны? Опять, что ль, не прет? – смягчиласьдомработница.

– Ага, категорически не прет, – вздохнув, согласиласьАнгелина. – Совершенно никакого настроения нет. Да и откуда? Откуда емувзяться? Погода гнусная, дожди льют, любовника нет. И душа, душа моя вся всмятенье. Вот уже неделя, как я живу не в ладу с собой. Полнейшая задница, –заключила Ангелина, сделала осторожный глоток кофе, двумя пальчиками отставилачашечку обратно на поднос и закурила сигарету в длинном мундштуке из карельскойберезы.

– А вы газетку-то прочтите, глядишь, настроение и наладится,– посоветовала Вера. Лицо экономки при этом было загадочным и довольным.

– Что такое? Неужели кто-то написал положительную рецензиюна мои книги? – заинтересовалась Ангелина, выпустила пару рваных колечек дымаиз ярко накрашенных губ, схватила газету и зашуршала страницами.

Заречная делала макияж, как только поднималась с постели.Наводить утренний марафет вошло у нее в привычку с тех пор, как она выскочилазамуж – Ангелина пребывала в глубоком убеждении, что ухоженную женщину мужчиныне бросают. Когда же муж ее оставил, несмотря на то что она всегда выглядела ухоженной,Заречная убеждений своих не поменяла. Менять жизненное кредо из-за каких-тотупых мужланов, не способных оценить ее тонкую душевную организацию, талант иослепительную красоту, она считала ниже своего достоинства.

– Некрологи глядите, на последней странице, – деловитоподсказала домработница.

Заречная, приподняв бровки, перевернула газету исосредоточилась на чтении. Секунду в комнате стояла тишина, которая разорваласьрадостным воплем писательницы:

– Свершилось! Какое счастье! – Ангелина вскочила с дивана ис блаженной улыбкой затанцевала по комнате с газетой в руке.

– Ну, я же говорила. Иногда в газетах приятные новости тожепечатают. И еще письмишко вам по почте пришло. Гляньте.

Вера игриво поболтала перед носом Ангелины конвертом.Заречная недовольно выхватила голубоватый прямоугольник из рук домработницы.

– Опять в мои письма свой длинный нос совала, паразитка, –раздраженно проворчала она – конверт был вскрыт.

– Вы кофий-то пейте, пейте, остывает ведь. Будете послеорать, что холодный.

– Какой, к черту, кофе, Вера! Мой супруг скопытился! А тыговоришь – кофе. Фи, как можно! Давай-ка дуй за шампанским. Это дело нужноотметить. Сейчас же! Сию минуту! Немедленно! Выпью бокал и после поеду вадвокатскую контору выяснять вопрос о завещании. Мне велено явиться туда кчетырем часам.

– Ох, – вздохнула экономка и пошуршала к двери.

* * *

«Мерзкая погодка», – подумала Прокопьевна. Москва,придавленная низкими свинцовыми тучами, хмурилась от дождей. Зонтик, как назло,прохудился, да и не с руки было стоять с зонтиком под узким козырьком табачногокиоска. Ботинки тоже прохудились, с тоской глядя на свои войлочные боты, пришлак выводу Прокопьевна и пошевелила большим пальцем, который торчал из дырки.Ладно, не впервой – прорвемся. Прокопьевна поправила выгоревший платок,нацепила белые кружевные перчатки – свой талисман – и зорко осмотрелаокрестности.

– Бабка, ты меня достала уже! Вали отсюда, чучело огородное!– раздался недовольный голос из окошка киоска.

– Сострадание нужно иметь к ближнему, голуба. И воздастсятебе на небесах! – пропела Прокопьевна, сунув в окошко мятый полтинник.

– Ладно, стой – разве ж мы звери, – сжалилась продавщица ирявкнула: – Только тужуркой к стеклу не жмись, Прокопьевна. Мне ж после мыть.

Старушка покладисто отлипла от стекла витрины.

У тротуара припарковалась серебристая «Ауди». Из машинывылез импозантный мужчина в длинном стильном плаще – Прокопьевна, почуявдобычу, сгорбилась, сощурилась и состроила на лице трагическую мину. Номужчина, перепрыгивая через лужи, подошел к журнальному киоску. Прокопьевнабыло расстроилась, что потенциальный клиент проплыл мимо, но владелец «Ауди»,купив газету, направился к табачке.

– Сынок, пенсию я потеряла всю. Подай бабушке на хлебушек,Христа ради прошу! Кушать очень хочется, – загундосила она и подставила под носклиенту «кружевную» ладонь.

– Бог подаст, – брезгливо отодвинул ее руку «сынок»,расплатился за сигареты и потопал к свой иномарке.

– Жлоб! – потрясла ему вслед кулаком попрошайка.

– И не говори, Прокопьевна. Такой за копейку удавится, сразувидно, – подала голос из будки продавщица. – Смотри-ка, смотри-ка – газету влужу уронил. Ай-ай-ай, какая неприятность, – ехидно добавила она. – Так ему инадо, морде буржуйской. Курить хочешь, Прокопьевна? Угощаю!

– Не курю я и тебе не советую – вредно это для здоровья, –отказалась бабка, наблюдая за отъезжающей иномаркой. Машина скрылась из вида,газета осталась лежать в луже. – Пойду гляну, что в мире деется. Давненькопрессу не читывала, – оживилась Прокопьевна, трусцой доскакала до лужи, поднялагазетку и, стряхивая с нее воду, вернулась к киоску.

– Прокопьевна, а ты кем работала, когда молодая была?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

– Ну, Прокопьевна, ладно тебе кочевряжиться. Давайрассказывай, иначе в следующий раз полтинником не обойдешься.

– Зараза ты, Зинка.

– Гы-гы-гы, – отреагировала на комплимент продавщица.

К киоску подошел следующий клиент, прыщавый молодой человекв облезлой кожанке, но Прокопьевне было не до него, она во все глаза смотрелана напечатанный в газете некролог и улыбалась широкой счастливой улыбкой.