На отгоне

Повесть

Главный стан пастухов колхоза "Коммунист" приютился в Ортачоль[81], среди цепи песчаных холмов в пологой впадине. Во время дождей и таянья снегов сюда со всех сторон сбегают мутные потоки и сливаются в небольшое озерцо. Потому это место и облюбовали пастухи.

Издали, среди необозримой пустыни, постройки стана — жилой дом, навес для ягнят, склад и квадратный загон для овец, огражденный высокими валами сена, — казались не больше спичечных коробок. Но по мере того, как вы подходили или подъезжали к этому месту, постройки вырастали у вас на глазах и пастушеский стан превращался в небольшой поселок, где шла своя жизнь.

Мотор с однообразным звуком "пыт-пят" качал воду из колодца глубиною в сто с лишним метров. Вода журчащим потоком бежала в длинные колоды, из которых пили овцы. Возле дома, почти у самых дверей, стоял старенький "газик", накрытый брезентом, а за углом в тени дремала серая верблюдица и жевала жвачку. Неподалеку поблескивал сцементированный ховуз[82], окруженный карагачами с пышными кронами — единственное украшение этой голой пустыни. Над карагачами сияло солнце и синело бескрайнее чистое небо.

Обычно в поселке царила глубокая тишина. И только когда пригоняли отары на водопой, он наполнялся, оживал. Овцы, нетерпеливо тряся курдюками, рвались к колодам, бестолково напирали, теснили друг друга, блеяли. Подпаски с криком метались из стороны в сторону, размахивая кривыми палками. Помогая им, с лаем носились грудастые огромные овчарки.

Но вот овцы напивались, и пастухи с подпасками опять угоняли их в степь на пастбище. Мотор прекращал свое "пыт-пят", журчание воды замирало, и стан снова погружался в тишину.

Однажды, в конце января, когда чабаны напоили овец и погнали их в степь, старший пастух Ораз Гельдыев, широкоплечий рослый человек лет сорока, с бронзовым от солнца и ветра лицом, проводил их внимательным взглядом и долго смотрел на небо. Оно заволакивалось тяжелыми сизыми тучами. Ораз вошел в дом.

На кухне худощавый парень-подпасок в ватной телогрейке и каракулевой ушанке готовил обед. Он усердно раздувал огонь в плите. Большой медный котел клокотал, распространяя запах баранины, лука и риса.

— Лучше топи, Меред! Должно быть, снег пойдет, — хмуро сказал ему Ораз и прошел во вторую комнату.

Здесь пастухи и подпаски обычно обедали и отдыхали: читали газеты, журналы, играли в шахматы и слушали радио. Ораз остановился на минуту, озабоченно глянул в окно вслед овечьей отаре, уходившей в степь черной полоской, и прошел в третью комнату, где стояли кровати.

Ораз сбросил рыжую шубу и хотел было прилечь, но передумал, вернулся в столовую, включил радиоприемник, стоявший в углу. Его интересовала сводка погоды.

Он слушал сообщения о работе на заводах и в колхозах, а сам посматривал в окно, за которым уже малькали крупные снежинки. Сводку погоды почему-то не передавали.

— Э! — крякнул с досадой Ораз и опять с тревогой посмотрел в окно.

Снег шел уже большими хлопьями и застилал даль белесой крутящейся мутью.

Ораз накинул на плечи шубу, вышел из дома и, неторопливо шагая, поднялся на гребень песчаного холма, закурил и присел на корточки, пристально вглядываясь в мятущуюся мутную даль. Курил и думал: надолго ли этот снег? Конечно, он завтра же может растаять. А ну как хватят морозы и такая погода затянется на две, на три недели? Вот тебе и год "с двойной весной"! Понадеялся этот дурень Бакыев!..

В Туркменистане бывают годы, которые народ называет годами "с двойной весной". Осенью в такие годы обычно льют дожди, а зимой снег едва выпадает и тут же тает под жарким солнцем. Степь, напоенная обильной влагой, покрывается густым ярким покровом травы, как весной. Овцы и не замечают, как сменяется одно время года другим, и на тучных пастбищах так жиреют, что еле носят свои круглые курдюки.

Но бывает, что среди зимы вдруг выпадает глубокий снег и сразу же начинаются морозы с резким ветром. В степи все леденеет. Трава покрывается толстым слоем плотного, смерзшегося снега. Правда, морозы тянутся недолго — дней десять — двенадцать, но для отар, которым беспечные хозяева не позаботились вовремя запасти сена, эти немногие дни приносят страдания, болезни, а часто и гибель.

Ораз Гельдыев отлично это знал. Он был опытным пастухом. Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как он взял в руки кривую пастушескую палку из корня кандыма. Когда он впервые пришел в эту степь, у колхоза было всего две отары овец, а пастухов и подпасков пять человек. А теперь под началом Ораза уже четырнадцать отар, а пастухов и подпасков целая бригада.

За пятнадцать лет Ораз отлично научился узнавать, какая завтра будет погода, — по восходу солнца, по движению облаков, по ветру, по тому, как ведут себя птицы и овцы. Но какая будет погода через два-три дня, он не мог предугадать, и это его беспокоило.

Он встал, отряхнул шубу от снега и, оставляя на чистом снегу большие темные отпечатки сапог, пошел назад, к дому. Он увидел Мереда, тащившего в кухню большую охапку саксаула, и крикнул:

— Брось, Меред, дрова! И поезжай скорее к Эсену. Скажи, чтоб сейчас же пригнал сюда отару и поставил в загон.

— Хорошо! — отозвался Меред, втащил дрова в дом, сложил их и тут же повернул за угол, где, поджав под себя ноги, лежала запорошенная снегом верблюдица и лениво жевала жвачку.

Меред проворно отвязал недоуздок и сел на верблюдицу. Та, как будто только этого и ждала, издала своеобразный горловой звук "кыйк", вскочила и побежала иноходью в степь, куда направлял ее Меред.

Ораз посмотрел ей вслед и пошел к загону, обошел ограду, сложенную из сена, внимательно прикинул ее высоту, ширину. Сена было много, но и овец было столько, что запаса этих высоких душистых валов едва могло хватить на пять дней. А дальше что?

"Хорошо, если снег послезавтра растает. А ну как ночью переменится ветер и подует из Сибири, с северо-востока?.. Не понимаю, о чем только думает Бакыев? Поди, сидит себе возле железной печи, греет спину и сосет чилим[83]…"

Ораз вышел из загона. Снег валил и валил.

"Дрянь, дрянь погода! — думал он с нарастающей тревогой. — Надо наведаться к пастухам. А то понадеются: авось растает — и таких дел наделают…"

И он торопливо направился к "газику", накрытому брезентом.

Вдали, в мутной мгле, показалась качающаяся черная точка. Она быстро росла. Это скакал Меред на верблюде. Подъехав, он легко спрыгнул на землю и, привязывая верблюдицу к колу, сказал: