он был унесен своими солдатами. Его пехота, лишившись прикрытия кавалерии, подверглась атаке с фланга войсками Сульта, а с фронта – войсками Ланна и Нея. Охваченные ужасом батальоны на крайнем левом фланге разбежались и вовлекли в свое бегство остальной армейский корпус. В довершение бед галопом примчались французские драгуны и кирасиры под предводительством Мюрата, которым не терпелось принять участие в сражении. Они окружали несчастные разбегавшиеся батальоны, рубили саблями тех, кто пытался сопротивляться, и преследовали остальных до берегов Ильма, где захватили большое количество пленных.

На поле боя остались только две саксонские бригады Бургсдорфа и Нероффа. Они храбро обороняли Шнеке, были вытеснены со своих позиций и отступали, построившись в два каре, с трех сторон представлявшие пехоту и с одной – артиллерию, повернутую назад. Они отступали, останавливаясь, давая залпы из своих пушек и затем возобновляя движение. Артиллерия Ожеро следовала за ними, забрасывая их ядрами, а туча французских стрелков осыпала их ружейным огнем. Мюрат, оттеснив остатки корпуса Рюхеля, бросил на саксонцев в атаку своих драгун и кирасиров. Драгуны прорвали первую бригаду, генерал д’Опуль с кирасирами – вторую. У несчастных не было иного выхода, кроме как сдаться в плен. Прусский батальон Богуславски был, в свою очередь, прорван, и его постигла та же участь. Доблестный генерал Цешвиц, примчавшийся с саксонской кавалерией на помощь своей пехоте, напрасно надеялся ее поддержать; ему пришлось отойти, уступив всеобщему бегству.

Мюрат собрал свои эскадроны и устремился к Веймару за новыми трофеями. На некотором расстоянии от города, на вершине длинного спуска, который образует большая дорога, соединяясь с долиной Ильма, собрались вперемешку подразделения австрийской пехоты, кавалерии и артиллерии. Эти войска опирались на небольшой лес, который называют Вебихтской рощей. Внезапно показались блестящие каски французской кавалерии. Несколько ружейных выстрелов раздалось из растерянной толпы. По этому сигналу вся масса, охваченная ужасом, покатилась по спуску, ведущему к Веймару: пехотинцы, всадники, артиллеристы, перескакивая друг через друга, устремились в бездну. Новое поражение, и весьма достойное жалости! Мюрат отправил за ними часть своих драгун, которые, подталкивая саблями эту исполненную ужаса толпу, преследовали ее до самых улиц Веймара. Мюрат обошел Веймар и отрезал путь беглецам, которые сдавались тысячами.

Из 70 тысяч пруссаков, появившихся на этом поле битвы, не осталось ни одного целого корпуса, ни одного, который отступил бы в порядке. Из 100 тысяч французов, составлявших корпуса Сульта, Ланна, Ожеро, Нея, Мюрата и гвардию, в сражении принимали участие от силы 50 тысяч, и их хватило, чтобы опрокинуть прусскую армию. Большинство ее солдат, пораженных своего рода помутнением рассудка, бросая оружие, не признавая более ни знамен, ни офицеров, разбегались по всем дорогам Тюрингии. Около 12 тысяч пруссаков и саксонцев, убитых и раненых, около 4 тысяч французов, также убитых и раненых, покрывали своими телами местность от Йены до Веймара. Пятнадцать тысяч пленных, двести пушечных орудий перешли в руки французских солдат, хмельных от радости. Снаряды пруссаков подожгли Йену, и с поля, где велось сражение, виднелись столбы пламени, вздымавшиеся среди тьмы. Снаряды французов бороздили Веймар и грозили ему той же участью. Крики беглецов, грохот кавалерии Мюрата, галопом проносившейся по его улицам и безжалостно рубившей саблями всех, кто не успевал бросить оружие, наполнили страхом этот очаровательный город, благородное пристанище прекрасной словесности и мирный театр прекраснейших умственных занятий! Большинство жителей Веймара и Йены спаслись бегством. Победители, по-хозяйски располагаясь в этих почти оставленных городах, устраивали склады и госпитали в церквях и общественных зданиях. Прибывший в Йену Наполеон, занимаясь, по обыкновению, сбором раненых, слышал крики «Да здравствует Император!» вперемешку со стонами умирающих. Ужасные сцены, вид которых был бы непереносим, если бы светоч славы, украшающий всё, не обволакивал их слепящими лучами!

Но как ни велики были достигнутые результаты, Наполеон еще не знал всего размаха своей победы, а пруссаки – всего размаха их поражения. В то время как пушки палили в Йене, пальба доносилась и справа, от Наумбурга. Наполеон часто смотрел в ту сторону, думая, что маршалам Даву и Бернадотту, соединившим вместе пятьдесят тысяч человек, нечего опасаться остальной прусской армии, основную часть которой, как он полагал, он разгромил в Йене. Наполеон неоднократно посылал им приказ скорее умереть до последнего, чем оставить мост Наумбурга. Князь Гогенлоэ, отступавший с болью в душе, также слышал пушки и склонялся к тому, чтобы двинуться к Наумбургу, то притягиваемый, то отталкиваемый известиями, доходившими из Ауэрштедта, где стояла лагерем армия герцога Брауншвейгского. Одни гонцы сообщали, что его армия одержала полную победу, другие, напротив, что она потерпела еще более сокрушительное поражение, чем армия Гогенлоэ. Вскоре князь узнал правду. Вот что произошло в тот памятный день, отмеченный двумя кровопролитными сражениями, данными в четырех лье друг от друга.

Накануне королевская армия в составе пяти дивизий двигалась по большой дороге из Веймара в Наумбург. Миновав волнистые, как море, возвышенности, образующие землю Тюрингии и завершающиеся обрывистыми утесами на берегах Заале, она остановилась в Ауэрштедте, немного не доходя до Кёзенского ущелья, весьма известной военной позиции. Армия проделала пять-шесть лье, и считалось, что это много для войск, отвыкших от тягот войны. Тринадцатого вечером голодные, за неумением обходиться без складов, войска расположилась биваком близ деревни Ауэрштедт. Как и князь Гогенлоэ, герцог Брауншвейгский почти не уделял внимания подходам, откуда могли появиться французы. За Ауэрштедтом, не доходя до моста Наумбурга через Заале, имеется своего рода котловина, довольно просторная, прорезаемая ручьем, который через несколько поворотов впадает в Ильм и Заале. Эта котловина, обе стороны которой наклонены друг к другу, кажется готовым полем сражения для двух армий. Дорога из Веймара в Наумбург проходит через всю котловину – сначала спускаясь к ручью, затем взбираясь на противоположный склон, – через деревню Хассенхаузен, которая представляет собой единственный опорный пункт среди этого открытого участка. После Хассенхаузена, достигнув внешнего края котловины, дорога вдруг изгибами начинает спускаться к берегам Заале. Это место и называется Кёзенским ущельем. Внизу находится мост, который также называют Кёзенским, или Наумбургским.

Поскольку считалось, что французы находятся на другой стороне Заале в Наумбурге, было бы естественно занять позицию, по крайней мере с одной дивизией, на вершине Кёзенского спуска, чтобы закрыть им доступ, в то время как другие дивизии продолжат, под прикрытием Заале, отступление. В прусском генеральном штабе никто об этом и не подумал. Удовольствовались тем, что послали в разведку конные патрули, которые удалились, обменявшись несколькими пистолетными выстрелами с аванпостами Даву. Патрули доложили, что французов в Кёзенской долине нет, и все сочли себя в безопасности. На следующий день три дивизии собирались пересечь вышеописанную котловину и