—Я оставлю бинты,— прервала Эмили вихрь моих едва оживших мыслей.— Можешь спокойно умыться и перевязать раны. Тебя никто не побеспокоит…

Она слегка тронула меня за предплечье, сочувственно улыбнулась и вышла из палатки. На едва оттаявшей душе тут же снова стало пусто и тоскливо. Каждый раз, когда кто-то уходил из моей жизни, то словно забирал с собой её часть: мама, отец, Давид, Иван и даже Мелания… Пока её просто не осталось. Бездонная пропасть, мгновение назад наполняемая светом и добротой Эмили, моментально превратилась в вакуум, всосавший в себя всё, даже слёзы, с бешеной скоростью теперь пожиравший меня изнутри. И я не знала, что могло бы его остановить.

Наверное, ничто и никогда…

Задохнувшись от вдруг сдавившего грудь металла, я принялась буквально срывать с себя доспехи и грубо швырять их на землю возле подставки. А потом невольно замерла и несмело провела пальцем по причудливому узору, забитому грязью и спёкшейся кровью. Лишь сейчас я осознала его значение. В изгибах линий, в переплетениях завитков присутствовало что-то чарующее и магическое. Они, словно сплетения нитей Судьбы, то появлялись, то исчезали, то завязывались в тугие узлы, то разбегались в разные стороны, не соприкасаясь больше никогда.

Совсем как наши жизни…

Почему всё в них было так запутанно и сложно? Разве нельзя было иначе?..

А как иначе?

Подобно прямым параллелям, существовать рядом, но отдельно, никогда не соприкоснуться и даже не сблизиться? Нет, лучше уж на мгновение, но пересечься среди пространств и времён, ощутить высшее, абсолютное счастье и хоть немного побыть вместе. А потом вечно вспоминать о нём…

О нём…

Я зажмурилась, ощутив привкус вновь подступившей тоски. Казалось, что Давид был где-то рядом. Что вот-вот он мог откинуть полог и войти в палатку, обнять, крепко прижать к себе и больше никогда не выпускать из своих объятий…

Однако минуты шли, но ничего не происходило. Я всё так же в одиночестве стояла посреди опустевшего шатра, а рядом находились лишь бездушные предметы, не имевшие к нему никакого отношения. Тяжело вздохнув, я подошла к сосуду и принялась отчаянно смывать с себя кровь и пот, почти до мяса раздирая кожу ногтями в попытке избавиться не только от грязи, но и от гнетущих воспоминаний.

Не помогло.

Вымывшись, переодевшись и замотав ладони, я села на постель, обвила колени руками и уткнулась в них носом, как это делала Мелания. Наверное, целую вечность я не слышала ничего, кроме металлического запаха крови, пропитавшего всё вокруг, но сейчас снова заметила, что ткань источала едва ощутимый аромат чистоты, будто её постирали с кондиционером. Хотя и кондиционера, и порошка, и мыла здесь, конечно же, не существовало. Напичканные ароматизаторами, земные продукты бытовой химии воздействовали на рецепторы и создавали импульсы, которые мозг расценивал как приятные запахи, но таковыми вовсе не являлись. Они были едкими, искусственными и даже ядовитыми. А этот запах был настоящим. Он дурманил разум, унося куда-то далеко-далеко, в нём слышались ноты ранних цветов, утренней прохлады и свежего бриза…

Поддавшись его зову, я поплыла в пространстве и увидела огромный луг. Мягкий, зелёный ковёр сочных трав едва заметно шелестел и колыхался, послушно склоняясь под незримыми течениями воздуха. Чуть выше, над его поверхностью шёлковой вуалью стелился туман, вот-вот готовый растаять с первыми лучами солнца. А лёгкие, сиреневые сумерки, ещё не превратившиеся в розовый рассвет, добавляли живописной картине мистические штрихи. Захотелось раскинуть руки и побежать к горизонту, собирая в ладони смешанную с росою пыльцу…

—Поешь.

—А?..

От неожиданного появления Эмили я вздрогнула всем своим измученным телом. Наверное, я задремала…

—Тебе надо восстановить силы,— мягко повторила женщина и поставила рядом со мной миску серого варева.— Поешь.

В ответ я лишь скривилась.

—Надо. Сколько дней ты уже не ела?— спросила она, слегка нахмурившись.

—Не помню,— протянула я, действительно позабыв, когда в последний раз закидывала в себя эту дрянь.

Кажется, пару ложек я съела перед тем, как отправиться на Врата Тьмы…

Заметив смену эмоций на моём лице, которое из капризного стало абсолютно несчастным, Эмили присела рядом и снова погладила меня по голове.

—Я знаю, что тебе больно,— мягко начала она.— Знаю, что тяжело… Но нужно жить, а для этого нужно питаться. Даже здесь. Твой организм не требует пищи, но это не значит, что он в ней не нуждается. Он уже перерабатывает сам себя, ты просто не видишь, насколько сильно похудела. Такими темпами ты долго не протянешь…

—И пусть,— фыркнула я.

—Осталось четыре Битвы,— продолжила Эмили, пропустив мою фразу.— Всего четыре, а потом нас отпустят. Но ты не сможешь сражаться, если у тебя не останется сил…

—Ладно,— быстро и немного раздражённо сдалась я, останавливая проповеди о пользе бесполезного питания.— Я поем… Только позже…

Я не хотела дальше слушать её увещевания и не хотела ещё больше нагружать проблемами. Просто не могла допустить, чтобы всё своё время Эмили потратила на меня. Здесь и так хватало горя, а она была всего лишь женщиной — очень доброй и славной, но не всесильной. В конце концов даже у неё мог закончиться запас сочувствия, и она бы сломалась, как ломались мы, только её некому будет выводить из такого состояния.

—Если что-нибудь понадобится — зови. Я буду недалеко,— удовлетворённо кивнула Эмили, сделав вид, что не почувствовала моего вранья, и направилась к выходу из палатки.

Но внезапно остановилась.

—Елизавета…

—Да?..

—Сегодня не ходи никуда. Снаружи опасно, ты же знаешь,— произнесла она и вышла.

Я проводила женщину хмурым взглядом.

Фраза Эмили прозвучала странно, но более странным являлось неподдельное беспокойство, промелькнувшее в ангельских глазах. С чего она решила, что я собиралась куда-то идти? У меня не осталось ни сил, ни воли, ни желания выходить под беспокойное небо. А единственное, чего я хотела — спрятаться ото всех, чтобы меня никто не увидел, не нашёл и не потревожил. Словно в подтверждение моим мыслям, снаружи раздался угрожающий раскат грома. Я сжалась на постели, подтянув колени поближе к груди, но вовсе не из-за страха — слишком привычным стал этот, когда-то пугавший меня звук. Потом покосилась на еду, оставленную Эмили, и небрежно оттолкнула миску подальше от себя. Жижа неприятно хлюпнула, перелилась через край и растеклась по каменному полу серой кляксой. Меня тут же замутило. Пытаясь справиться с внезапной слабостью, я легла, свернулась калачиком и обняла себя руками.

«Это не из-за еды…» — успокаивала я себя.

Сейчас никакая сила в мире не смогла бы заставить меня съесть даже ложку. Просто я находилась на грани: до предела истощенные нервы молили об отдыхе, память — о забвении, а душа — о покое. Просто я чувствовала себя ужасно одиноко и ужасно скучала. За короткие мгновения, что мы провели вместе, я приросла к Давиду всей кожей, разумом и аурой. И безумно хотела, чтобы он снова оказался рядом — обнял, поцеловал, поддержал…