Ещё не успев об этом подумать, я вдруг ощутила присутствие Стража. Увидела тень его фигуры, скользнувшую по материи шатра, почувствовала полный тоски взгляд и услышала тяжёлые удары сердца. В следующее мгновение тёплое дыхание легло на мою шею, всколыхнув ещё мокрые волосы, и я замерла. Что-то коснулось руки. Вот он кончиками пальцев провёл по плечу, дошёл до сгиба локтя, скользнул дальше по предплечью, задержался на запястье и осторожно тронул внутреннюю сторону ладони…

Кисть непроизвольно дёрнулась, прервав призрачные ощущения.

Я перевернулась на спину.

Естественно, палатка оказалась пуста. Кроме моего исхудавшего тела в ней никого больше не было — ни живого, ни мёртвого. И лишь снаружи доносились негромкие голоса людей, вторгавшиеся в этот одинокий мир. Наверное, я опять задремала или начала бредить — и то, и другое могло являться правдой с одинаковой долей вероятности. Наверное, рано или поздно горькие воспоминания окончательно сведут меня с ума, до последней капли выжмут истощённое сознание и превратятся в навязчивый кошмар, каким раньше являлись сны о нём…

Повинуясь внезапному и ещё неосознанному порыву, я резко встала, подошла к выходу и откинула полог.

Я не могла больше находиться в тесном шатре, тонкая ткань которого слабо фильтровала звуки и впускала внутрь чужую суету и страхи. Мне стало душно. Я задыхалась от обилия тревожных мыслей и ощущала неудержимое желание уйти туда, где моё одиночество никто бы не потревожил — подальше от ярких огней и людского шума.

Но тут же вспомнила просьбу Эмили.

Женщина просто беспокоилась или предвидела это? Или сказала специально, чтобы ненароком обронённой фразой зародить противоречивое желание сделать всё наоборот? Как в трюке про белую обезьяну, о которой нельзя было думать…

Опасаясь с ней столкнуться, я осторожно выглянула из палатки.

Запал Битвы уже иссяк, а пламя потянулось к земле и утратило яркость. В этом мире отсутствовали закаты и рассветы, полуденные часы и вечерние сумерки. Просто мрак становился то чуть гуще, то чуть реже, то светлее, то серее, а то превращался в непроницаемую темноту. И я знала, что сейчас близилась ночь. Оставшиеся в живых Воины расселись вокруг костров и вели расслабленные беседы, стараясь пустыми разговорами заглушить думы о прошедших и будущих сражениях. Эмили стояла ко мне спиной возле небольшой группы мужчин, и через монотонный людской гомон пробивался её мягкий, но звонкий голос, казавшийся сейчас даже весёлым.

Действовать нужно было быстро.

Я знала, что хрупкая женщина одним лишь прикосновением могла остановить меня и заставить вернуться, потому, стараясь не шуметь, молниеносно скользнула в сторону, обогнула шатёр и поспешила затеряться в толпе. Я надеялась, что Эмили меня не заметила и не почувствовала. Хотя если она сказала это специально, то, конечно же, сделает вид, что ничего не видела…

Словно провинившийся ребёнок, улизнувший из-под пристального надзора матери, я вырвалась на свободу. Только легче от этого не стало. Я снова бродила среди костров и разглядывала лица людей, как делала почти каждый день своего пребывания в тёмном мире. С одним исключением — теперь я никого не искала, а просто шла. Меня никто не замечал и никто не пытался остановить, потому что никому не было до меня дела. Я шла, пока меж палаток не показался край лагеря, где больше не горело ни единого огонька. Он походил на театральный занавес из плотной, чёрной материи — образованный концентрическими линиями пятачок света резко обрывался, и за ним начинался мрак, скрывавший что-то чарующее, непонятное и пугающее. Только я уже видела подобный спектакль, и заканчивался он печально…

Я обогнула последние палатки, переступила через натянутые между ними верёвки и решительно шагнула за границу последнего круга. Темнота тут же сгустилась вокруг, подобно кокону, окутав физически ощутимой пеленой, и, несмотря на поднимавшийся от земли пар, мне вдруг стало зябко. Я взглянула наверх. Серое зарево, тронувшее низкое, тяжёлое небо, никуда не исчезло, но сейчас почти не давало света. Лишь спустя некоторое время я начала различать грань, где оно соприкасалось с землёй, а затем — темневшую на его фоне цепочку скал и Врата Тьмы.

И поняла, что меня тянуло туда.

Склонившиеся, словно навечно разделённые и стремившиеся друг к другу, острые пики напоминали о самых счастливых моментах в моей жизни. По идее, я должна была их избегать, но вместо этого, как законченная мазохистка, поспешила к чёртовым скалам. Просто странная сила словно толкала меня вперёд, а в груди теплилось щемящее чувство, будто я забыла очень важную вещь или что-то не сделала.

Может, там меня ждал Давид?..

Нет, невозможно. Ведь я своими глазами видела, как его тело рассыпалось пеплом…

Сердце снова сжалось, хотя крошечный и невероятно плотный комок боли, в который оно превратилось, просто не мог сжаться сильнее. Что есть мочи я стиснула кулаки, пока не побелели костяшки пальцев, и ускорила шаг. Однако, как бы долго и как бы быстро не шла, видневшиеся вдали скалы не приблизились ни на сантиметр и продолжали дразняще маячить на горизонте. Я должна была уже преодолеть большую часть пути. Только, как и время, которое здесь то растягивалось, то сжималось, то останавливалось, не подчиняясь обычным физическим законам, пространство искривлялось по своему усмотрению и равнозначно удалялось от меня.

Наконец, сдавшись, я обнаружила себя одиноко стоявшей по центру овала, обрамлённого острыми зубьями скал. Вокруг царило безмолвие. Даже гром почему-то стих, а поле, на котором ещё недавно кипела Битва, опустело. Столько людей сражалось сегодня здесь, столько погибло, но теперь на гладкой, отполированной поверхности не осталось ничего: ни тел, ни обломков доспехов, ни крови. Старцы и Черти тоже ушли, и шевелился лишь пар, сочившийся из мелких трещин и поднимавшийся в напитанный смертью воздух.

Я попыталась разобрать, куда дальше поведёт меня внутреннее чутьё, но оно почему-то замолчало. Во все стороны: до Врат, до лагеря и до гор слева и справа было примерно одинаковое расстояние — на час пути.

С досадой плюнув на предательский ориентир, я пошла туда, где мы с Давидом брели по невидимой тропе, и странным образом уже минут через пять скалы выросли передо мной во всём своём великолепии. Только теперь, когда под ногами стали попадаться мелкие камни, а вокруг — камни с человеческий рост, я поняла, что забыла надеть сапоги. Осколки больно царапали босые подошвы, я сбивала пальцы, но поворачивать обратно даже не собиралась. А потом начался долгий подъём, без поддержки Стража казавшийся невероятно сложным. Каждый шаг требовал огромных усилий, каждый отвес я преодолевала сквозь слёзы, но мне нравилась эта боль, поскольку хотя бы на время она заставляла забыть о боли душевной.

Я карабкалась наверх, пока не изранила руки и ноги в кровь и окончательно не выбилась из сил. И остановившись, в очередной раз принялась пытать свою интуицию, чтобы понять, куда меня занесло. А главное — зачем. Два призрачных пика теперь маячили левее. Со всех сторон чёрными великанами вздымались хищные зубья утёсов с острыми как бритвы краями. А недалеко виднелся выступ, похожий на трамплин для прыжков в воду, сильно выдававшийся вперёд над почти вертикальным обрывом.