— Я уже, звонила ему.

— Он тебя не узнал? — забеспокоилась Ольга.

— Я говорила в банку. Чтобы освободить ее, мне пришлосьсъесть триста грамм немецкого майонеза. До сих пор не могу поверить, что онпереварился. Наверное, растворился в джине. Или в пиве.

— Ты ела майонез с пивом? — испугаласьОльга. — Боже мой! Где? Заказала в кафе?

— Нет, я ела его на улице, возле таксофона.

— Это ужасно. Вижу, встречи с Ореховым действуют натебя самым удручающим образом. Надо положить им конец!

— Он и положил, Ты не забыла? Мы расстались. И теперь,кроме денег, нам больше не о чем разговаривать.

— Дорогая, но ведь разговор о деньгах — самый важныйразговор для женщины! — удивилась Ольга.

— И это говоришь ты, которая втрескалась в молодогоидиота с дырявыми карманами!

— Да, но у Николая будут деньги! Он ожидает их со дняна день! Он обещал сразу же купить для меня «Ситроен ХМ». И норковую шубу.

— Ты собираешься обивать мехом спальню? Если я неошибаюсь, у тебя от каждого мужа осталось по шубе, — заметила Мила.

— Значит, должна остаться и от Николая.

Ольге трудно было отказать в логике, поэтому Мила решилаоставить тему Николая в стороне.

— Не могу поверить, что все это мне не снится! —призналась она, заливая в себя вторую кружку кофе с молоком. — Еще недавноя тряслась от ужаса, а теперь — пуф-ф! Все мои страхи развеялись, точно дымокзатухающего костра. И дышится так… — Она глубоко вдохнула и замерла с открытымртом.

— Что? — испугалась Мила.

— Кажется, это майонез.

— Тебе не надо было выходить из дому! Ты могла быпозвонить Орехову по телефону.

— Тогда бы он мне точно ничего не дал. А так — глаза вглаза — был шанс.

— Надо позвонить нашему частому детективу. Убеждена,что он потерял голову от беспокойства.

Ольга схватила телефон и быстро набрала номер, который заутро выучила наизусть. Однако на звонок никто не ответил. Борис сидел наподоконнике в подъезде, а «их частный детектив» спал, положив под голову руки,трогательно сложенные корабликом.

— Вероятно, стоит отказаться от услугГлубоководного, — заявила Мила, наблюдая за сестрой. — Зачем он мнетеперь, когда ясно, что мне ничто не угрожает?

— Да-да, ты права, — кивнула головой та. —Теперь он только все осложнит. Возможно, именно сейчас он копается в твоемгрязном белье.

— Он ничего там не найдет, — повела бровямиМила. — Я постирала все, кроме банного полотенца. Пожалуй, я переночуюздесь, в своей старой комнатке.

— Переночуешь? Но еще день! — возмутиласьОльга. — Нельзя вести такую жизнь, когда все вверх ногами!

— У меня чрезвычайные обстоятельства, — пробормоталаМила, повесила голову на грудь и закрыла глаза.

Следующим утром Ольга рывком распахнула дверь и помедлила напороге. Ее сестрица сладко спала, свернувшись калачиком в постели. Короткиевстрепанные волосы, румяная щека с отпечатком пуговицы от наволочки и блаженноевыражение на физиономии. Как будто ей всего восемь, а не тридцать восемь.

Проходя мимо стола, Ольга на секунду остановилась. Еевнимание привлек стандартный лист бумаги, исписанный весело взбрыкивающимибуквами. Приподняв бровь, она прочитала название: «Двое в многоэтажке». Далееследовало слово «Врез» и фраза: «Семь лет они жили на одной лестничнойплощадке, но никогда не смотрели друг другу в глаза, даже в лифте». Ольгафыркнула и небрежно стряхнула на лист пепел с сигареты, которую держала в руке.

— Милка! — громко сказала она. — Немедленнопросыпайся.

— Ну что опять? — проскулила та, отворачиваясь кстене. — Зачем я тебе понадобилась в такую рань?

— С тобой срочно хочет пообщаться жена твоего прежнеголюбовника.

— Прежнего любовника? — пробормотала Мила ужезначительно менее противным тоном. — И как она меня нашла?

— Ничего удивительного, дорогая! — хмыкнулаОльга. — Тут живут твои мама и папа. Логично было поискать тебя у них.

— Я могла быть где угодно, — пробормотала Мила, скряхтеньем принимая сидячее положение. — А зачем я ей сдалась? Черт, икакого любовника?

— Хлюпова, разумеется. Разве у тебя до Гуркина был ещекакой-нибудь любовник?

— Вот гадство! Что ты ей сказала?

— Сказала, чтобы перезвонила попозже. Минут черезпятнадцать. Учитывая твою бойкость, ты, возможно, даже успеешь почистить зубы.

Мила завозилась в постели.

— Она не призналась, чего хочет? Мы ведь, черт побери,незнакомы. Как она представилась?

— Снежаной. — Ольга пожала плечами и, понизивголос, добавила:

— Несла какую-то галиматью про Мексику.

— Да? — заинтересовалась Мила, приглаживая волосыпятерней. — А поподробнее?

— Ну… Она сказала, будто бы Толик Хлюпов умер.

Мила некоторое время молча смотрела на сестру, потом еезеленые глаза гневно сверкнули.

— Ольга, ты в своем уме?! — воскликнула она,отбрасывая одеяло. — Что значит — умер?

— Я вот тоже удивилась. Но она настаивала. Она, знаешь,была чертовски серьезна.

— Но при чем здесь я? — кипятилась Мила.

— Не знаю, не знаю… — пробормотала Ольга и, потянувшисьв сторону импровизированной пепельницы, постучала острым ногтем по сигарете.

— Ты засыпала пеплом мой черновик! — мгновеннообвинила ее Мила. — Ни стыда ни совести.

— У тебя все равно не возьмут опус с таким ужаснымназванием.

— Еще как возьмут, — пообещала Мила. — Еслиты, конечно, окончательно не загадишь плоды моих ночных раздумий.

В соседней комнате телефон издал несколько требовательныхвосклицаний.

— О! — сказала Ольга, воздев палец. —Уверена, мадам Хлюпова рассчитывает на то, что ты уже ополоснула морду исделала пару приседаний.

Мила выпрыгнула из постели и быстро-быстро прошлепала босыминогами по паркету.

— Алло! — сказала она голосом, вобравшим в себявсю мировую скорбь. — У телефона Людмила Лютикова.

С заинтересованным лицом Ольга подошла поближе.

— Здесь, внизу? Черт побери, конечно, заходите! Онасейчас поднимется, — пояснила она для Ольги, положив трубку наместо. — Ничего, что я приму ее в халате и неумытая? Ладно, не отвечай.Даже если «чего», все равно не успею одеться.

Через минуту она уже открывала дверь Снежане Хлюповой. Этобыла дама средних лет, весьма примечательной внешности. Казалось, будто вдетстве ей в качестве утешения предложили сыграть прекрасную принцессу, онавошла в образ, да так в нем и застряла. Она была маленькой, пухленькой инекрасивой. Длинные белые волосы спускались по плечам до самого пояса. Этиволосы да еще сильно накрашенный рот совсем ей не шли.