Карташ разобрал, что не только он тяжело дышит. Защитаотразилась и на дыхалке Зубкова. Верно, правду изрек секундант Гоша – небольно-то сильна дыхалка у магната.

Сцепку боксеров разорвал рефери, клином вонзив руки междупоединщиками.

– Разошлись! Бокс!

Разошлись, оступили на шаг друг от друга.

– Неплохо, москвич, – сказал Зубков, продолжаяулыбаться. – Хотя...

И вот тут-то Карташ поймал алюминиевого спортсмена. А нехрен болтать на дистанции вытянутой руки. Отойди подальше – там и болтай. Эторинг, а не застолье. Карташ залепил в подбородок Зубкова правый прямой, вложивв удар все, что смог. Не будь Карташ измотан своей предыдущей сериейбестолковых атак, ему, может, даже удалось бы сбить противника с ног. Но и такнеплохо получилось.

Голову олигарха откинуло назад, брызнули в стороны каплипота, похожие на сочные виноградины, руки нелепо дернулись. В явном потрясенииЗубков отскочил к канатам и плотно прикрыл себя защитной стойкой.

Карташ, пожалуй, добился главного – гадскую улыбку, откоторой его уже трясло, стерло с самодовольной морды олигархического лица. Ещеже Карташу удалось по-настоящему разозлить Зубкова. В этом Алексей убедилсяспустя секунд десять. Эти десять секунд Карташ преследовал противника, а тотпросто уходил вдоль канатов, и достать его еще хотя бы раз не удавалось. ПотомЗубков пришел в себя, собрался, продышался и бульдозером попер на Карташа. Воттут-то Алексей и ощутил на своей шкуре, каков он, боксерский хлебушек.

Удары посыпались на него как из пулемета. Слева, справа,джебы, крюки, полукрюки, апперкоты, – Зубков всаживал в противника весьбоксерский арсенал.

Бой, начинавшийся как чистой воды фарс, пошел всерьез, вначале третьего раунда наконец превратился в полноценную жестокую схватку.

Карташ хватал удар за ударом. Пропускал в голову, всолнечное сплетение, в область сердца. Раз за разом Зубков пробивал его защиту.Если не получалось прямым, доставал боковым. Разбивал джебом сдвинутые локти ивсаживал в брешь прямой акцентированный удар с правой руки. Проводилпростенькие комбинации-двойки и выдавал серии, не встречая никакогосопротивления.

Перед глазами плыло, розовая пелена застлала взгляд. Мирвокруг размазало пятнами, из которых вылетали черные круги, сотрясая то голову,то корпус. В голове гудело, как в трансформаторной будке. Карташ пропустилудар, известный в боксерском мире под названием «колокольный звон» (это когдапопадают за ухо), название не случайное, название в точности отражаетпоследствия, что следуют за пропуском такого удара.

Только печень Карташ рефлекторно умудрялся прикрыватьлоктем, понимая, что повторный удар непременно и окончательно свалит его. Да ивообще, по всем канонам и разумениям, Алексей должен был уже свалиться,напропускав такую тьму ударов. Но он все-таки держался, хотя и исключительно наморально-волевых. Уж очень, прям страстно хотелось ему изловчиться и попастьеще разок в эту самодовольную харю. Правда, вместо хари, отмахнувшись, Карташугодил олигарху в другое, более чувствительное место.

– Стоп! – закричал рефери и живым заслоном всталмежду боксерами. – Удар ниже пояса. Москвичу-предупреждение.

По правилам, боксер, получивший в пах, может взять перерывдо пяти минут.

Однако Зубков этим пунктом правил не воспользовался – видно,плохо все-таки получил. Олигарху хватило пяти секунд тайм-аута, после чего онснова бросился в схватку.

А Карташу пяти секунд было явно недостаточно, чтобыочухаться. И новый натиск Зубкова он выдержать не смог. После пропущенногобокового в висок у Карташа подломились ноги, мир качнулся, и Карташ загремел напол.

– Бой закончен в виду явного преимущества... донесся донего приговор рефери.

– Хрена там! – услышал Карташ голосЗубкова. – Будем драться, как дрались во времена Рокки Бальбоа. Илинокаут, после которого боксер не может подняться, или угол боксера выбрасываетполотенце. Никакого полотенца я не видел... Во, гляди, Поп, поднимается наш РойДжонс-младший. А ты говоришь – «финита»...

Карташ встал на одно колено. Левый глаз заплыл, вдобавокбыла рассечена бровь, и рассечение, видимо, было неслабым, судя по тому, скольчастыми каплями капала на ринг кровь. В голове по-прежнему звенело. Но дажеодним глазом Карташ разглядел, что Зубков больше не улыбается. Ага, хотьчего-то добился... И Алексей нашел в себе силы на вопрос:

– Слушай, зачем мы тебе понадобились, зачем притащил?Дурака повалять не с кем?

– Узнаешь, все узнаешь, москвич, – сказал Зубков,снова расплываясь в улыбке.

Этот растянутый рот Карташ спокойно видеть не мог. Онвскочил, размахнулся... но глаза накрыла черная боксерская перчатка, и Карташузнал, что такое есть полноценный нокаут. То бишь полная отключка.

Это когда вокруг тебя гаснет свет, будто разом, однимрубильником, выключили огни над сценой. Или рингом.

Пятнадцатое сентября 200* года, 19.41.

Как с него сняли перчатки, вытащили капу и унесли с ринга,Карташ не помнил. Так, какие-то крайне смутные обрывки, какие-то клочья,проносящиеся сквозь туман. Окончательно он пришел в сознание несколько позже,когда обнаружил, что сидит раздетый до трусов на деревянной лавке, вокруг сырои тепло, а босые ноги касаются белых кафельных плиток. До него доносилисьстуки, шлепки босых ног, чьи-то невнятные голоса, и фоном всему этому служитшум льющейся воды. Пахло шампунями и хлоркой. В общем, не бином Ньютона –находится он в душевых, где ж еще. И что характерно – без наручников и прочихвериг с кандалами. А вот что неприятно – правый глаз заплыл самым свинскимобразом, и не видно им ни хрена.

– Ожил? – спросили его. Голос был знаком.

Ах да, узнал Карташ, секундант Гоша. Карташ повернул головунаправо – ну точно, Гоша. «Он что, мне до гробовой доски секундировать будет?»

– Не ссы, заживет разбитая морда, – обнадежилсекундант. – Найдем тебе лепилу, обработает глаз. Слышь, мужик, короче,это. Вам велено мыться, приводить себя в божеский вид. И по-быстрому. Вас типана обед зовут, а вы как чушки.

– А где... – Карташ запнулся, не зная, какиеверные слова подобрать.

«Остальные»? «Мои боевые товарищи»? Не шибко хорошо работалаголова, подвергнувшаяся обработке кулаками.

– Девка и белобрысый? – показал чудесасообразительности Гоша. – А здесь же! Моются.

Карташ огляделся единственно зрячим левым глазом. Лавка, накоторой он сидел, располагалась почти напротив входной двери, за которой,голову можно прозаложить, мается давешний конвой во главе со старшым. Справа отлавки начинались душевые кабинки, шли вдоль обеих стен, каждая кабинка имеладверцы наподобие тех, что болтыхаются в ковбойских салунах.