– Гоша, не забывай, что ты секундант! – услышалКарташ порядком уже опротивевший голос олигарха. – Ты должен даватьуказания на раунд, должен накачивать боксера.

Гоша тяжело вздохнул, но ничего не попишешь, приказ пахана –закон, и он, наклонившись к уху Карташа, забубнил:

– Короче, это. Слышь, боец. Ты не ссы его. Он тебе тожене Майк Тайсон. У него дыхалка не очень, понял? Проведешь длинную серию, онможет и не выстоять, понял?

Какой-то там Хамид отбил в гонг начало второго раунда.Минута пролетела для Алексея быстрее мига. Только закрыл глаза – и вот ужеподымайся.

Второй раунд начался неожиданно. Боксеры, покинув каждыйсвой угол, не рванули друг к другу в нетерпеливом ожесточении. Господин Зубковвообще направился не к центру, а пошел краем ринга. Сделал пару шагов,остановился, прислонившись спиной к канатам, положив локти на верхний. Вперилсявзглядом в Карташа, покачиваясь на канатах. Алексей тоже не стремился поскореесойтись с гражданином олигархом в жестокой рукопашной.

– Ненавижу вашу московскую породу, – вдруг сказалЗубков, пепеля Карташа взглядом. И с чувством выдал:

– С-суки жирные!

Он оторвался от канатов, вытянул руку в перчатке в сторону:

– Вот погляди на этих парней, москвич, – Зубковударил себя перчаткой в грудь, – погляди на меня. По вашим столичнымпонятиям, мы – не что иное, как быдло, коровьи лепешки, дерьмо на лакированныхботинках. Какое, на хрен, будущее нам светило! Все парни, которых ты здесьвидишь, родились в сраных городишках, половина из них и батек-то своих незнает, у другой половины батьки спились на глазах. Нищета, вонь, мордобой,вечный недоед, никто из нас вдетстве не хавал от пуза. Пределом жизненныхфантазий представлялась собственная лайба марки «жигули». По вашим, столичник,сучьим понятиям мы должны были горбатиться на заводах, окисляя легкие ипополняя закрома ваших московских хорей и хомяков.

А в сорок лет должны были сыграть в дешевый гроб, к этомувремени проспиртовавшись насквозь, оставшись без зубов и не оставив детям никопья на сберкнижке... Нет, вру, был у нас еще вариантец: притащиться к вам встоличку, наняться в прислугу, шестерить на вас, убирать за вас дерьмо. Но мы,кого ты здесь видишь, мы выгрызли свое право. И теперь половина вашей Москвыпозавидовала бы жизни конкретно этих парней. Еще четверть позавидовала бы тем,кто работает на меня, на моих заводах и в моем городе... Но мы додавим ипоследнюю четверть, что купается в бабках. Она еще станет жалеть, что родиласьв Москве, а не в Мухосрансках и Урюпинсках.

– Андрей Валерьевич, – произнес доморощенныйрефери с легким оттенком укоризны. Похоже, тем самым он давал понять хозяину,что тот говорит лишнее.

– Остынь, Поп, – отмахнулся от него Зубков. Иухмыльнулся. – Один раз меня не пустили в стольный град, типа – рылом невышел. Но мы еще придем туда, верно, парни? И я не завидую тем, кто встанет нанашем пути.

На классический боксерский поединок сие походило мало, внормальном поединке зрители уже вовсю захлебывались бы презрительным свистом,рефери без конца подгонял бы соперников: «Бокс, бокс! Коммон, бойз!», –секунданты исходили бы слюной: «Драться, драться, забыл, зачем здесь?!», –промоутеры подсчитывали будущие убытки. Но Зубкова мало интересовало мнениенынешней публики и секундантов. Ему приспичило поговорить, и он говорил:

– Хлюпики вы все, москвич. Дело не в мышцах, встречал ястоличников и крупных, как шкафы, и накачанных на станках, а все равно – какодин хлюпики.

Ткнешь пальцем, и лопаются, что твой пузырь из мыла. Ислучись до серьезного дела, я только одними своими хлопцами возьму вашустолицу. Потому что солдаты, которыми вы станете загораживаться, они ж все тожеиз глубинки, столичники в армию не ходят, откупаются или косят. Поэтомусрочники с радостью станут давить зажравшихся москалей...

«Угораздило меня родиться в первопрестольной, –тоскливо подумал Карташ. – Теперь отдувайся за происхождение. Нет чтобыродиться в Питере. Сейчас говорили бы без надрыва. И вообще, по нынешнимвременам модно быть рожденным в Питере...»

– Ну, что скажешь, москвич? – оторвал Алексея отдум вопрос Зубкова.

Олигарх по своему обыкновению улыбался.

Карташ пожал плечами, утер кровь с губы.

– А надо чего-то говорить? Ну, раз так хочешь... Ты жпри Союзе родился, в Прибалтике, значит, бывал. Или в Татарии...

– При чем тут татары? – перебил Зубков.

– А при том, что и прибалты, и татары, или, допустим,гуцулы всегда жили нормально. Что при старом режиме, что при новом. Не доводилисебя и своих детей до нищеты и убожества. Пока вы тут водку жрали, в грязивалялись и скулили по поводу проклятых москалей, которые-де житья не дают,обдирают нас как липку, они обустраивали свою маленькую частную жизнь какмогли. Обували-одевали, поднимали детей, помогали родне. Так может, в себелучше покопаться, а не винить во всех грехах зажравшуюся Москву?

Карташ замолчал. Молчал и Зубков, разумеется, улыбаясь.Похоже, не улыбаться он не умел.

– Эй, Хамид! – крикнул олигарх. – Заснул там,что ли! Где гонг!

Незамедлительно последовал удар в гонг. «Ну вот и прошелвторой раунд, – констатировал Карташ. -Прошел, надо признаться,своеобразно».

– Бумкай еще раз, Хамид! – скомандовалЗубков. – Мы с москвичом проговорили и весь перерыв. Третий раунд!

Вместе с ударом гонга Зубков, не переставая лыбиться,двинулся к Карташу.

Алексей ощущал в себе разительные перемены по сравнению ссамим собою в начале боя. Он завелся. Если до этого неунывающий алюминиевыйвесельчак его просто раздражал, то теперь Карташ испытывал к нему нешуточнуюзлость. «С-сука, игрушку нашел! Кеглю, мячик! Развлекух ему, падле, мало!» Нет,наверное, ничего мерзее, чем ощутить себя игральной картой-"двойкой"в чьих-то руках; захочет – сбросит с рук, захочет – покроет козырем или вовсесожжет на свече. И Карташу дико захотелось расквасить эту лыбящуюся физиономию.Ему вдруг припомнилась слышанная в каком-то телерепортаже боксерская поговорка:«Каждый панчер имеет свой шанс», что в переводе на человеческий означает –исход поединка может решить один удар. Черт с ним, пусть не решить исходпоединка в свою пользу, но хотя бы вмазать от души, хотя бы разок, чтоб юшкахлынула...

Карташ броском сократил дистанцию, безоглядно вклинился вближний бой и па-ашел молотить кулаками. Алексей лупил без всякой босксерскойправильности, лупил отчаянно, размашисто, от души, в технике «как получится,так и получится», лишь бы влепить посильнее и поточнее... С поточнее выходилоне очень. Половина ударов шла мимо цели – Зубков уклонялся, уходил, нырял.Другая половина вроде попадала в цель, но пропадала без пользы, поскольку былаблокирована перчатками и локтями.

Алексей понимал, что силенок надолго не хватит. Сериявыматывала, особенно выматывали удары, в которые он вкладывал весь вес, а теудары летели в пустоту и за ними проваливалось все тело. Сознавая, что выдохся,Алексей вошел в клинч.