Опасности они не представляли, только надо было соблюдать правила приличия, то есть, не устраивать резню в их жилищах, забитых до отказа птицей. Вот тут реакция двуногих была мгновенной и свирепой, и Фелида пару раз просто чудом унесла ноги, бросив добычу. Спина по-прежнему иногда ныла, особенно при перемене погоды, обожжённая в памятный день жуткой болью — хищница не могла до сих пор забыть громовой раскат, леденящий душу вой смерти, заставивший инстинктивно прижаться ближе к земле, собственную кровь, хлещущую из раны, и безобразный клок вырванной шерсти.

Зажило, но память осталась. С тех пор она и не пыталась дорваться до дармовой, на первый взгляд, добычи, предпочитая охотиться на бескрайних полях, по которым целыми днями неутомимо двигались чудовищные звери, управляемые двуногими.

Странно, но завидев издалека Фелиду, несущую в зубах убитого только что кролика, они не только не пытались причинить ей неприятностей, но и вежливо сторонились, шумели не так сильно как обычно, радовались её успешной охоте. И хищница приняла правила игры. С тех пор обе стороны уважительно относились друг к другу: днём двуногие хозяйничали на полях, а с наступлением ночи отдавали эти бескрайние просторы большой кошке, позволяя ей вдоволь и беспрепятственно охотиться. А с восходом солнца уже Фелида вежливо удалялась на покой, не мозоля глаза своим присутствием ни людям, ни их странным помощникам.

Так было и сегодня…

Борисова напряженно следила за происходящим в Океанесе. О происшествии с Афалией ей уже было известно, и она с натянутыми, как струна, нервами ожидала завершения ночной охоты своей подопечной. Девушка из высшего общества оказалась крепким орешком, раз уж даже полная блокада не оборвала связь до конца, и всё удалось быстро вернуть в нормальное русло. Уверенности, что Линара выдержит подобную встряску, не было ровным счётом ни какой. Слишком ещё свежи были в памяти дни отчаяния, когда девушку мучительно тяжело выводили из последнего погружения, а потом ещё и две недели отчаянно боролись за её жизнь.

Но стрелки часов наматывали круги, события в зазеркалье шли своим чередом, а ничего страшного не происходило. Хищница на запах нашла убежище будущей жертвы, почти час неподвижно лежала, дожидаясь момента, когда кролик совершит неосторожный поступок. Стремительный бросок, пыль, поднятая лапами, короткий писк, и Фелида уже не таясь, помчалась по полю огромными прыжками. Остановилась на миг у дороги, недоумённо поглазела на проезжающего в столь поздний час на велосипеде человека, не отпуская при этом из челюстей пойманную добычу, и от греха подальше задала стрекача, исчезнув из людского мира в более привычном мире лесных лабиринтов.

Только когда кошка вышла из зоны, где вполне мог состояться полноценный контакт с человеком, Инна Владимировна облегчённо вздохнула — лучше скольжение по краю миров дикой природы и цивилизации, чем лобовое столкновение! Её девочке стоит держать дистанцию.

Она часто задумывалась над природой Океанеса, не находя ответов на элементарные вопросы. Почему эволэки с такой лёгкостью создают Эфирные миры, ЭМ, и что они такое? Если они нематериальны, то почему с такой точностью воспроизводят все явления на физическом уровне, заставляя контактёров переживать все, что подкидывает жизнь в этих сотворённых силой разума вселенных? Даже организмы юношей и девушек реагировали на происходящее в Великой Реке, и, что удивительно, эта реакция не ограничивалась только моторикой тел! Доходило до невероятного — организмы эволэков вырабатывали специфические вещества, свойственные существам, над которыми они работали, а не людям. В малых дозах, но вырабатывали, добавляя ко многим хворям ещё и интоксикацию!

Женщина откинулась на спинку кресла, с наслаждением потянулась. Всё шло хорошо. Необыкновенно хорошо. Слишком хорошо…

Жизнь флоры многим может показаться скучной, этаким застоялым болотом неподвижности, однообразия прошедших дней и беспросветной скуки. Это не совсем так, вернее это совсем не так. Пине скучно не было, и она на месте не стояла.

С каждым восходом солнца она становилась другой, росла и хорошела, приковывая к себе восхищённые взгляды. Деревья не стоят — они просто медленно двигаются, повинуясь собственному взрослению. Их жизнь, полная глубокого философского смысла, не терпит мышиной суеты, и наполнена величественным спокойствием. Только реки, такие же неторопливые и постоянные, понимали её радость от подобного существования.

Каждый день она незаметно для множества вечно спешащих созданий преображалась: ветки едва заметно двигались, желая уловить как можно больше света и тепла, корни торили дороги в земле, искали пищу и воду, пробивая себе путь вглубь, и стремясь во все стороны. Пина становилась всё выше и крепче. Те, кто совсем недавно мог, походя, не заметив, сломать хрупкий росток, отчаянно сражающийся за своё место под солнцем, сегодня уже деликатно обходил подросшую красавицу. Дожди, ранее заливавшие молодое деревце чуть ли не по самую макушку, сейчас уже едва омывали ей ноги, а снега, засыпающие спасительным белым покрывалом, сберёгшим дитя от морозов, не могли добраться теперь даже до её колен. Ветры лишь чуть гнули стройное тело, и Пина словно склонялась пред миром, благодаря его за подаренную жизнь, жизнь полную сладостного ожидания нового дня.

Со временем у неё появились друзья. Соседние деревья рассказывали ей истории о своих радостях и печалях, птицы останавливались на отдых, получая в награду за порцию новостей, принесённую из дальних краёв, порцию орехов. Но был некто, кто интриговал её больше всего.

Как только сумрак раннего утра начинал рассеиваться, а Пина, верная собственным привычкам, гасила голубоватые огни иголок, появлялся ОН. Всегда в одно и то же время, тяжёлые шаги возвещали о приближении человека. Большой, даже немного грузный, чуть переваливаясь с бока на бок, он шествовал по обочине дороги, поднимая старыми, стоптанными сапогами облачка пыли. Сильный, но добрый, он каждый раз приносил Пине в детстве вкусную еду: с торжественным видом ставил свой большущий мешок на землю, и со словами: «Посмотрим, что у нас тут», доставал из такого же пропылённого волшебного сидра порцию угощения. Своими огромными ручищами он заботливо и очень осторожно разрыхлял почву, не задевая хрупких ещё корней, и щедро сыпал с таким трудом принесённое издалека добро. Он не скупился никогда, любовь к Пине всегда наполняла его радостью, и дерево отвечало тем же, даря своему благодетелю душевное тепло.

С тех пор прошло уже много лет, но человек нет-нет, а заходил проведать свою любимицу, каждый раз задирал голову вверх, удивлённо восклицая: эко, как вымахала! Пина действительно неудержимо стремилась в небо, и постепенно добрый великан перестал казаться таким уж большим.

Настал день, и человек уже не мог обойтись тем, что позволяли ему принести собственные ноги, и он завёл себе помощника. Такое же большое и степенное, под стать хозяину, существо, приносило его к посадке в своей утробе, послушно выполняло команды, становясь где нужно, и друг Пины извлекал на свет из бездонного сундука всё, что было необходимо для общения с деревьями. Он следил за почвой — она всегда была богата, её силы стараниями человека не истощались никогда, не оставляя растения на голодном пайке. В знойные периоды, когда с неба много дней подряд не падало ни капли дождя, щедро поливал посадку, даря Пине и её подружкам столько влаги, сколько те и желать не смели в сухой сезон.