Слёзы радости потекли по её щекам.

— У всей пятёрки показатели аналогичные, — поспешила успокоить старосту девушка-киборг, ободряюще потрепав ей волосы. — Приходите через пять с половиной часов — мы разом уложим наших котяток спать, вот тогда и поговорим. А пока — брысь отсюда!

Старосты расцеловали Ольгу и, визжа от восторга, гурьбой бросились на выход.

Кураторы специально рассчитали погружения каждого подопечного так, что бы получалось окно — время, когда эволэки синхронно погружаются в сон в Океанесе, и наставникам можно собраться, оставив сонь на попечение недремлющей Аммы, и обсудить всё произошедшее за истекшие сутки. Далось это непросто — Мосем и Новая Россия имели разные периоды обращения, да и Эфирные миры поддавались управлению достаточно условно, но всё получилось.

С каждым днём апатия наваливалась на Эфу всё сильнее, пока не прижала неподъёмной ношей. Испепеляющая жара нещадно и медленно, словно наслаждаясь её мучениями, иссушала водоём, превратив полноводную реку, колыбель рыбки, в цепочку больших и малых луж. Мелководье, взбаламученное от перенаселённости, уже едва поддерживало жизнь обитателей, сбившихся в такую плотную кучу, что по их спинам ходили птицы, не пачкая ног в тёплой до омерзения жиже.

Знойным днём она почти не шевелилась, только время от времени переворачиваясь с одного бока на другой. Когда лучи светила нагревали её плоть совсем уж сильно, она отчаянно старалась зарыться как можно глубже в грязь, но и там не было спасения, разве что пропитанная влагой земля чуть облегчала страдания несчастного существа, обречённого на медленную и мучительную смерть.

Дышать было очень тяжело. Кислорода не было нигде, ни в сожжённых солнцем лужах, ни в перегретом воздухе, лишь ночь приносила временное облегчение.

Когда небосвод застилался невидимым покрывалом богов, сквозь прорехи которого едва пробивались немигающие искры света, Эфа, покидала очередную негостеприимную гавань, и с отчаянной решимостью устремлялась в путь, искать лучшей доли. Длинное змеевидное тело, едва касаясь не успевшей остыть земли, скользило вперёд, инстинктивно стремясь вниз по течению: чем ближе к морю, тем шире русло, тем глубже заводи, только там она могла найти спасение. Покрытое влажной, липкой грязью и собственной слизью тело на ночном ветру сохло не так быстро, как днём, примитивные лёгкие лучше усваивали кислород, и она двигалась довольно быстро. Страх не найти до восхода солнца очередную лужу или хотя бы достаточно влажную и податливую почву подстёгивал её не хуже плетей.

Но капризная дама, Фортуна, решительно не желала уделять измученной рыбке никакого внимания. Пока ещё сохранялись остатки сил, Эфа стремилась вперёд, но каждый очередной ночной бросок не давал взамен ничего, кроме новой волны усталости — река провалилась глубоко в каменистую почву, оставив своих обитателей один на один с проблемой выживания. Всё труднее давались метры пути, всё чаще ей приходилось переносить полуденный зной в едва влажной почве, прячась от нещадно палящих лучей в тени прибрежных растений.

А теперь сил не осталось вовсе. Эфа застыла двухметровой плетью, присыпанная едва влажным илом, с полным безразличием к собственной судьбе наблюдая занимающуюся зарю. Светлеющее небо предвещало начало новой пытки, но ей уже было всё равно — истощенный организм отказался бороться дальше, вряд ли ей дожить до завтрашнего утра. Да и не ей одной.

Котлован жуткого серого цвета, оставшийся от былого изобилия воды, весь растрескавшийся от жары, был усеян умирающими братьями и сёстрами Эфы, как поле боя после неудачной атаки устилают тела храбрых бойцов. Они честно боролись до конца, сделав всё возможное и невозможное, но проиграли…

Едва теплящееся сознание Эфы встрепенулось, она уловила тревожный сигнал: почва размеренно подрагивала, и это дрожь была ей хорошо знакома. В лучшие дни к реке приходили огромные создания попить, и освежиться. Их колоссальные туши безбоязненно заходили в воду, и рыбам приходилось спасаться от их всесокрушающей мощи, ища глубокие ямы, где можно было укрыться от копыт сухопутных чудовищ.

Но сегодня спасаться не было сил, ни моральных, ни физических. В конце концов, уж лучше быть затоптанной насмерть, чем вот так медленно спекаться в собственном соку. По крайней мере, мучения будут короткие — когда огромная масса разорвёт хрупкое тельце пополам, ты почти ничего не почувствуешь.

Будь Эфа в сознании, а не в беспамятстве агонии, она, может быть, и уловила бы отличия, ведь тот, кто приближался, был один, и ходил не на четырёх ногах. Он выглядел странно, как оранжевый апельсин, совершенно неуместный цвет в выжженной долине (откуда рыбе было знать значение термина униформа?), но его ноша была ещё более странной: из плетёных корзин змеиными хвостами свисали её обессиленные сородичи.

Дойдя до середины котлована, он с величайшей осторожностью поставил груз на землю, стараясь не прищемить ненароком какой-нибудь из уже лежащих рыб хвост, и поочерёдно вынул из корзин двоякодышащих, уложив их рядом с сородичами, и снова ушёл.

Но вернулся довольно быстро, принеся ещё несколько рыб, уже больших, зрелых, и совсем маленьких, повторил процедуру выгрузки, и снова исчез ненадолго за изгибом пересохшего русла, что бы вновь появиться с новой партией едва живых существ.

Тел на «поле боя» стало заметно прибавляться, они уже лежали плотным ковром, а Эфа, внезапно почувствовавшая вкус к жизни, не могла понять смысла ритуала, проделываемого двуногим существом. Зачем он сносит сюда, в пересыхающую котловину всех, кто оказался неподалёку? Почему по мере восхода солнца в его движениях появляется суетливая торопливость?

— Потерпите, ребятки, сейчас легче будет, — сказало оно, рука коснулась чешуи Эфы, успокаивающе погладила зашевелившуюся змеевидную рыбу.

Почва задрожала сильнее — какое-то неведомое чудище, тяжело приседая на странные конечности, похожие на речные камни идеально круглой формы, приближалось к руслу, такое же пронзительно яркое, как и двуногое создание, заторопившееся навстречу монстру, и бесстрашно пустившееся в пляс прямо перед носом зверя. Повинуясь жестам языческого танца прямоходящего, монстр приблизился к реке, замерев на почтительном расстоянии от коварного обрыва, и выпустил из своего чрева ещё одного двуногого.

Эфа, прекрасно видящая и в воде, и на суше, была шокирована произошедшим. Она не привыкла к подобным событиям — если уж кто-то кого-то слопал, то назад не выпустит! Но чудеса на этом не кончились. Двуногие стали вытаскивать из чрева чудовища огромную змею, чья длина поражала воображение: один тащил её за ярко красную голову к реке, второй следил, чтобы серое тело не путалось в кустах. Затем тот, что стоял рядом с огромным зверем сделал несколько резких движений, и случилось невероятное — из пасти змеи ударила тугая струя воды.

Живительная влага стремительно заполняла котловину, Эфа и сотни её сородичей, радуясь спасению, зашевелились, добавляя мути в и без того непрозрачную воду, но постепенно уровень поднимался, позволяя уже нормально плавать.