Но самое интересное начиналось дальше, то, ради чего, будущая спутница ветров и пряталась в засаде. Остановившись на большом плоском камне у самой кромки заводи, двуногое прямоходящее существо стало снимать с себя свою белоснежную кожу. Лесавесима видела это зрелище уже не раз, но снова и снова, забыв осторожность, поднимала голову, широко распахнув глаза от удивления. Судя по всему, процедура не причиняла гостье абсолютно никаких неприятных ощущений, что было уже решительно непонятно, ведь сама она привыкла к иному восприятию мира — когда ты линяешь, всё жутко чешется, когда поранишься — болит.

Белая кожа, огромными лохмотьями спадала с пришелицы, пока та не осталась совсем нагой. Бледная, ещё более стройная, чем раньше, она с непонятной осторожностью, чуть согнув одну ногу, вытянув другую, опустила ступню в воду, проделывая при этом смешные движения руками. Это чтобы не упасть, поняла Лесавесима, она также в стремительном беге помогает себе хвостом, заметно облегчая вход в крутые повороты.

С невообразимым шумом двуногое создание рухнуло в воду, заполняя окрестности воплями восторга — студёная чистая вода явно пришлась ей по вкусу, впрочем, как во все прошедшие дни. Широкими взмахами рук она поплыла против слабого течения, отгоняя попадающиеся на пути листья, направилась к противоположному концу отнюдь не маленького природного бассейна.

Лесавесима ждала именно этого момента. Гостья, и без того ведущая себя очень беспечно, в такие минуты вообще переставала замечать что-либо вокруг от охватывающего её восторга, и это было только на руку. Она очень хотела это сделать, но никак не решалась. До сегодняшнего утра.

Собрав всю волю в кулак, хозяйка каньона покинула убежище и, быстро преодолев мелководье, выбралась на берег. Стелясь над землёй, ужом двинулась к цели. Пластичное тело и вроде как даже бескостный хвост безошибочно изгибались в нужные моменты, так что ни одна веточка кустов не дрогнула на всём пути. Перед самым носом мелькали пучки травы, корни деревьев, стебли цветов. Что твориться на берегу, она не видела, но это было и не нужно — шумная гостья выдавала себя с головой, и Лесавесима легко мерила расстояние на слух. Пока далеко. А вот уже знакомый запах всё ближе. Сделав небольшой крюк по зарослям, она снова оказалась на берегу, замерев в метре от цели.

Ворох шкуры, сброшенной странным существом, манил к себе дурманящим ароматом. Что за наваждение? Запахи всегда манили Лесавесиму, являясь неотъемлемой частью удивительного мира, много ведая ей, не сказав ни единого слова. Собственный запах в самую непроглядную темень приводил домой, тяжёлый запах грозы заставлял искать убежища подальше от воды, иначе вздувшаяся в считанные минуты река понесёт тебя как веточку, приторный запах мёда выдавал расположение ульев, обещая удивительно вкусную награду. Запахи манили её, но не сводили с ума, не заставляли, как сейчас, забыв об осторожности, неподвижно лежать, уткнувшись носом в источник этого божественного аромата, не вгоняли в наркотическое опьянение.

Из блаженного ступора её вырвал лёгкий плеск воды, заставив прянуть назад, под сомнительную защиту жиденькой растительности. Низвергая на камень настоящие потоки, гостья выбралась из воды, шумно дыша, и Лесавесима сознавая ошибку, замерла в траве как змея, инстинктивно прикрыв веки. Она всегда так делала в минуты опасности, оставляя только узкую щёлку, сквозь подрагивание ресниц наблюдая за обстановкой, а сама слилась с местностью: стала травой и землёй, камнем и ветром, опавшей прошлогодней листвой. Только бы собственное сердце, сорвавшееся от испуга в стремительный галоп, не выдало оглушительным стуком.

— Приветик, это снова я.

От звука голоса существа Лесавесима вообще превратилась в камень, мышцы ломило от напряжения, инстинкт самосохранения кричал о необходимости спасаться бегством: тебя заметили! Полный озорства взгляд гостьи, несмотря на все таланты маскировки, нашёл-таки её в переплетении стеблей, настоящих и мнимых.

— Ты отлично прячешься, — двуногое создание не делало попыток приблизиться, оставаясь на месте, только потихоньку присела на разогретый солнцем камень, и медленным движением закинула назад мокрые волосы, послушно переставшие застилать лицо. — Потрясающая способность к мимикрии, я под впечатлением!

Она прищурилась, негромко, но звонко рассмеялась:

— Но, глаза тебя выдают.

Спокойный голос гипнотизировал, колокольный звон тревоги в голове притих, страх быстро сменялся любопытством ещё более жгучим, чем то, которое толкнуло её на безумный поступок несколькими минутами ранее. Лёд недоверия ещё держался прочным панцирем, но тепло уже коснулось его корки.

Старосты, обступив Ольгу плотным полукругом, открыв рты от удивления, боролись с одолевающим их предобморочным состоянием. Уж кто-кто, а лидеры Кланов, ветераны погружений, видели собственными глазами, понимали умом и чувствовали сердцем — это оно самое, их спасение. Чудовищную разницу с тем, что обычно представало перед взором в операторской, невозможно было описать никакими словами, ибо разум отказывался верить в происходящее. Слишком часто привычная картина искалеченного сознания эволэка, бьющегося за стеклом «аквариума», мелькала перед взором долгие годы. Постоянное столкновение с пугающими реалиями работы, своей, подруг и друзей, притупила восприятие, заставила принять жизнь такой, какая она есть, со всеми её страшными чудесами. Порочный круг обстоятельств, который они из-за собственной слепоты не могли разорвать, разорван. Дымка, вроде бы скрывшая истину навсегда, рассеялась от единственного взмаха крыла синей птицы удачи, которая, наконец, смилостивилась над детьми и залетела в их дом.

— Невероятно, — Лассава произнесла слово по слогам, не отрывая восхищённого взгляда от мониторов.

Ничего не говорящие непосвящённому человеку потоки данных поражали воображение.

— Я сплю. Я сплю. — Заворожено повторяла Диолея.

Глава Клана Земли вся стремилась вперёд, фактически повиснув на миниатюрной Нариоле, а та, не чувствуя от возбуждения тяжести её тела, кистью левой руки раздавила лежащий на подносе пирожок — пальцы испачканы в повидле. Но сюда с таким же успехом мог бы зайти хоть и сам Господь, никто бы не обратил на его визит никакого внимания, как Лассава не обращала внимания на собственную косу: не пойми какими путями, её кончик окунулся в кружку.

— Как вы думаете, — спросила Ольга, вынув косу повелительницы ветров из своего кофе, а ручку принцессы цветов убрав с подноса, тут же подав им салфетки, — то, что я внесла в матрицу Эфирного мира себя саму — это не будет воспринято как проявление нескромности?

— Оля! — вскричала Мирра. — Да о чём ты говоришь! Тут революция настоящая!

— И то правда, — поддержала Нариола. — Если так пойдёт дальше…

Все разом поплевали через левое плечо, а вот с деревом в операторской было сложнее, и стучать три раза пришлось по собственным головам…

— …то, мы по завершению можем напиться до свинячьего визга и голышом танцевать на столах — никто нам и слова не скажет… Хоть бы так оно и было…