Он развёл руками, и потрепал отпрыска по макушке, показывая, что всё видит и понимает, но сердиться не собирается. Элан умом сознавал невозможность скрыть истинные отношения с куратором от умудрённых опытом родителей, но всё же стеснялся такой явной прозрачности собственных чувств.

— Да ладно тебе краснеть, — мать ободряюще обняла сына. — Вы же в браке, в конце-то концов!

— Ты же сам говорил, что человек — такая же биохимическая машина, — поддержал Николай Иванович внука.

— Или уже собственные слова забыл? — от знакомого баса эволэк аж пригнулся, но традиционной оплеухи не последовало.

Отец Серафим вырвал-таки у божественных дел денёк, и приехал напутствовать детей на благое дело. Не усидел, ведь сам причастен к происходящему!

Элан раздражённо махнул рукой, показывая нежелание развивать тему — попросту не знал, подшучивают над ним все, или нет, и переключился на другую:

— Вы когда улетаете?

Мать и отец переглянулись, прямо скажем, не очень обрадованные стечением обстоятельств. Корабль, завершив ремонт в самый неподходящий момент, уходил в испытательный полёт, и супруги в числе старших инженеров белоградской верфи должны были лететь на нём, дабы убедиться в высоком качестве проведённых работ, и уже на борту подписать акт сдачи-приёмки звездолёта.

— Через восемь дней подъём на орбиту, — Екатерина Вячеславовна опустила глаза.

Все прекрасно понимали, что это значит: родители не смогут ни разу навестить сына почти на всём протяжении Контакта. Если улыбнётся удача, то свидятся они только перед самым «всплытием», а до этого момента единственное дитя будет отделено от них бездной вакуума — не докричаться, хоть горло себе сорви. И, что самое скверное, на протяжении всех этих бесконечных месяцев, запечатанные в скорлупку корабля, они не смогут получить из ИБиСа весточки. Как всё идёт, всё ли хорошо, или, вернувшись домой, им придётся испить до дна чашу горькой утраты?

Родители чувствовали себя не в своей тарелке, сознавая собственное бессилие перед жизненными коллизиями. Сын их не упрекал ни словом, ни взглядом, за то, что в такой ответственный момент они оставляют его один на один с непредсказуемым будущим. Да и будь они рядом, чем бы могли помочь? Только ты сам и твой куратор, ваше единство и противоположность, ум и чутьё — вот, пожалуй, и всё, на что можно положиться.

— Не расстраивайтесь, — Раткин-старший прямо на ходу крепко обнял обоих. — Я за мальцом присмотрю.

Мимо пронеслась стайка весёлых соратниц, на руках несущая визжащую и захлёбывающуюся смехом Надю. А тащили они её прямиком к открытому бассейну. Элан ускорил шаг, не дожидаясь, пока ему «помогут» окунуться в купель, и сам прыгнул в воду, пока эволэки раскачивали Верховскую, и на счёт «три» запустили жертву в полёт. Два фонтана брызг взвились в воздух почти одновременно, окатив дополнительной порцией уже вымокших «моржей»: Линара и Ханнеле нырнули самостоятельно, а Афалию, после короткой, яростной, но бесполезной борьбы, коллеги отправили освежиться прямо перед Надей.

Это тоже была обязательная и очень важная часть ритуала. Высокие стенки бассейна не позволяли с лёгкостью подняться наверх, и девушки протягивали руки пловцам, помогая выбраться на сушу. Символическое погружение и символическая же помощь товарищей, были воплощением единства коллектива, показывали, что дорогих сердцу друзей очень ждут на этом берегу. Поднявшись наверх, они оказывались в кругу подруг, те кутали их в тёплые полотенца, растирали вмиг замёрзшие тела.

Элана вытащили Ольга и Мирра, и он, мокрый с головы до ног, но очень довольный, снова оказался в компании близких. Родители и дед, все сразу заключили его в объятия. Последние минуты вместе.

— Ну, удачи, — от всей души пожелал отец сыну. — Идите, а то простынете ещё!

Эволэк с куратором двинулись к зданию, на несколько секунд остановившись рядом с настоятелем.

— Сказал бы сейчас: с Богом, так ведь не веришь же, — тепло молвил тот.

— Никой бог не сделает за нас то, что мы должны сделать сами — вот моя вера, — ответил эволэк. — Когда человек добивается чего-то по настоящему важного своим трудом, старанием, волей, он обычно говорит: мне Бог помогал… У него есть право так говорить… И, как знать, может так оно и было?

Элан неуверенно скривился, пожав плечами, и они пошли дальше, а отец Серафим, тяжело вздохнул «богохульнику» вслед:

— Так разве я что другое когда-то утверждал?

Перед самым входом в пенаты вся пятёрка смельчаков и их наставники снова на минуту задержались, повернувшись лицом к провожающим. Ободряющие жесты и улыбки, скупые слёзы. Элан одними губами прошептал: спасибо Вам всем, не сомневаясь, что те, кому предназначено послание непременно его получат.

* * *

Граница прохладного моря и раскалённой как сковорода суши была зримой. Холодные течения неспешно несли воды на юг, эгоистично не желая делиться живительной влагой с убитой засухой землёй: они всегда, на протяжении сотен лет, были вещью в себе, безразличные ко всему, что происходило вне их тесного мирка.

Впрочем, Деилес совершенно точно знал, что теснота их мира относительна — можно было лететь много дней напролёт к скованным льдами морям, или наоборот, изнывающему круглый год от жары тропическому океану, а они не исчезнут, величественно проплывая под крыльями почти незаметной для глаза лентой чуть более прозрачной воды. Здесь, в узкой полоске освежающей прохлады, бурлила жизнь. Морским обитателям были невдомёк трудности близких полупустынь, о существовании которых они, занятые повседневными делами, состоящими, в основном, из размножения и поедания друг друга, даже не догадывались.

Он охотился. Низко стелясь над едва обозначенными ветром верхушками волн, Деилес с молниеносной быстротой выхватывал из воды рыбёшек. Удача улыбалась далеко не всегда, точнее сказать, относительно редко. В среднем, только каждая пятая атака завершалась успехом, о чём возвещало трепыхание живой плоти в лапах. Голодовкой назвать такое существование — означало покривить душой: сезонная миграция сельди была настоящей манной небесной для тысяч таких же как он обитателей воздушного океана.

Изъеденные ветрами и солью прибрежные скалы становились временным пристанищем бродяги, давая отдых натруженным за день крыльям. Как перекати-поле он двигался с сородичами по маршруту мигрирующей рыбы, и также как легендарное растение пустыни гнали по земле подчинённые воле Творца ветры, так и он гнался за огромными косяками, следующими по одной им ведомой причине из далёких тёплых морей к ледяным волнам приполярья. Каждый год, сначала в один конец мира, а потом обратно, в погоне за простым счастьем, чье присутствие в воде выдавали миллионы рыбьих спин ртутного цвета, прекрасно видимые в синеве прозрачной воды с высоты птичьего полёта.

Солнце вставало каждое утро из-за горных отрогов, знаменуя собой начало нового дня бесхитростной жизни Деилеса, дарило тепло и свет прозябшему в студёной ночи пернатому хищнику, призывая к движению навстречу новым испытаниям и радостям. И он окунался в эту жизнь с головой, пока полуденный зной не заставлял искать в расселинах прохлады, а потом наступал долгожданный вечер, огненный диск падал в океан, и суетливая стая пожинала последние плоды свершившихся за день достижений: доедала уже пойманную рыбу, ловила в убывающем свете дня замешкавшуюся с погружением на спасительную глубину сельдь. Потом устраивалась на ночлег, инстинктивно выбирая скалы повыше да покруче — там спокойней, даже вечным врагам, крупным змеям, было непросто преодолеть коварные обрывы, а неуклюжим двуногим и подавно!