Деилес всегда сторонился их, и, завидев издалека, никогда не ленился сделать крюк, ибо знал, что они несут смерть. Ничего похожего он не встречал ранее. Не было привычного острому слуху шороха чешуи ночного ловкого хищника, состязания в хитрости и терпении, стремительности и ловкости. Не было внезапного броска и честной победы, которая если что и вызывала, так это уважение к мастерству врага, когда один из твоих братьев или сестёр вмиг оказывается обездвиженным в железной хватке.

Всё было иначе. Тишину и восторг невесомого полёта вдруг прерывает оглушающий гром, прямо как при летнем шторме, едва видимое, терзающее чуткое обоняние, смердящее сизое облако, поднимающееся над местом незамеченной засады, жуткий вой смерти, с которой в очередной раз удалось разминуться на расстоянии тончайшего пёрышка, и чьё-то тело, кровавым сгустком рухнувшее вниз. Не то, чтобы они разили без промаха, но вырывали из стаи соплеменников одного за другим почти на всём протяжении долгого пути вдоль границы воды и суши, к бесконечной цепочке больших и малых островов там, на Севере, где только и ослабевал их натиск, давая временную передышку.

Он часто думал о них, пытаясь постичь природу их невероятной способности собирать дань со всех пролетающих стай, не поднимаясь при этом в воздух самим. Странная жизненная коллизия сбивала с толку Деилеса, привыкшего к опасному, но честному танцу со смертью. Так не должно быть, это неправильно! Если ты оказался умнее врага, то он тебя не достанет на высоком утёсе, если ты оказался проворней, то воздушные потоки подарят тебе спасение, оставив ползучего хищника ни с чем. А против этих не спасал ни воздух, ни камень: первый предательски выставлял тебя на показ, второй лишал привычной свободы, не оставляя совсем никаких шансов.

Иногда он видел их совсем близко: довольно быстро Деилес понял, что те, кто движутся по водам на дурно пахнущих островах, не представляют для него и его соплеменников опасности. Такие же, как и те, что обитают на суше, они были похожи и не похожи друг на друга одновременно. Та же жуткая вонь, не имеющая ничего общего с привычными запахами моря, прибрежных скал и пустынь, но если устроится на движущемся вопреки всем привычным знаниям о мире острове с наветренной стороны, то можно было наблюдать за их странными поступками. Главное — не мешаться под ногами, и двуногие (о чудо!) не только не пытались убить его, но и даже вполне благосклонно относились к его присутствию. Завидев Деилеса, кружащего над волнами, а уж тем паче в компании братьев и сестёр, они радостно шумели, устремлялись к своим гибким, похожим на очень толстую траву, со странно перепутанными между собой стеблями, покрывалам, и спускали их в воду, окружая рыбьи стаи. Обе стороны уже давно стали охотиться вместе, помогая друг другу находить на бескрайних водных просторах косяки, и каждый получал за свой труд залуженную награду. Птицы были лучшими разведчиками, а плавающие острова двуногих легко догоняли добычу, своими странными штуковинами сбивали рыб в такую плотную массу, что та не могла уйти от пернатых на спасительную глубину, и начинался настоящий пир, в котором можно было, не прикладывая по-настоящему серьёзных усилий, наесться до отвала.

Но, удивительное дело, стоило только Деилесу появиться у одного из поселений двуногих, и их поведение беспричинно менялось до неузнаваемости. Эти, как правило, никуда не отлучались далеко от своих насиженных мест ночёвки, зачем-то каждый день ковыряясь в земле не мене странными приспособлениями, чем те, которые использовали повелители плавающих островов. Они часто вели себя агрессивно: бросали камни в прилетевших птиц, а иногда, в период, когда до жаркого лета оставалось не так много времени, убивали сородичей Деилса своими жутким громом. Он знал, почему они так поступали — птицы воровали зёрна из земли в голодные месяцы, когда в межсезонье рыба уходила слишком далеко от берега, а море чернело от штормов, и ветер гнал гигантские волны, заставляя двуногих остерегаться выходить в открытые воды. Всё равно, он не понимал их жестокости, ведь зёрен было очень много!

Почему двуногие так охотно делятся рыбой, и так свирепо защищают свои бесчисленные лоскутки земли, пахнущие круглый год испражнениями животных? Ведь и там, и там еды хватит на всех!

Операторская комната «аквариума» долгими сутками напролёт напоминала мёртвое царство: куратор не пела песен, не вела задушевных бесед сама с собой, не общалась с внешним миром по телефону. Застыв на стуле с присоединённым к височному разъёму шунтом, она, не открывая глаз, сидела неподвижным сфинксом, не шевелясь долгие часы, пока, повинуясь расписанию, тишину электронного мира не нарушали бытовые роботы, пришедшие убрать и без того стерильно чистое помещение, да покормить единственного обитателя чертогов. Пища отличалась разнообразием, если не сказать изысканностью (в институте на еде экономить не привыкли!), но девушка уничтожала её без видимого удовольствия, просто пополняя истощающиеся со временем собственные внутренние запасы. Закончив трапезу, она снова застывала истуканом до следующего прихода механической прислуги или до планового посещения санузла.

Она ещё не играла запланированной роли стержня для всей пятёрки, но чутко отслеживала не только своего подопечного, но и ещё четырёх девушек, составляя собственное видение картины в целом. Якорь уже работал, хотя и в начале погружения воздействовал на сознание эволэков совершенно не так, как планировал юноша. Виновником этому он сам же и был.

Лис не остановился на достигнутом, не почивал на лаврах. Постоянно прокручивая в голове постулаты выдвинутой теории, предложил подкрепить Якорь, ведь на начальной фазе Контакта его присутствие в Эфирных мирах, по сути, не предусматривалось вовсе. Времени детально отработать версию не было, но поверхностная оценка, выданная независимо и Ольгой, и Аммой, не оставляла место опасениям: хуже точно не будет, и всеобщим голосованием без воздержавшихся добавка была принята к исполнению, приведя к серьёзной переделке плана.

И теперь Ольга пока не могла дать окончательную оценку происходящему, ведь они были в самом начале трудного пути, но, ознакомившись с данными по предыдущим погружения Элана, не могла не видеть ощутимой разницы. Только вот радоваться ли этим переменам, или ждать от них подвоха, ни киборг, ни кто-либо из ещё четырёх кураторов, пока понять не мог, и все, не сговариваясь, не спешили с оптимистичными прогнозами.

Старосты группой навещали все пять операторских залов каждый день по два раза минимум — ранним утром и вечером, живо интересуясь свежими данными, оживлённо споря, пронося с собой запрещённые строгим режимом продукты, дабы поддержать боевой дух старших. Не хлебом единым, конечно, жив человек, но… Приятные мелочи, одним словом. С собой они приносили не только всякую вкусную, но малополезную для работающего на пределе организма снедь, но и информацию из внешнего мира, от которого кураторы были отрезаны полностью на всё время Контакта.

По ИБиСу чёрными змеями ползли самые невероятные слухи, ведь только слепой мог не заметить единства устремлений «заговорщиков». Версии состязались друг с другом в оригинальности, причём лидеры кланов сознательно вносили в тихое, но бурное обсуждение синхронного погружения собственную лепту. Умирая от смеха, они рассказывали кураторам контактёров о записях, «случайно» забытых на столах, о «тайных» разговорах в узком кругу старост, содержание которых тут же становилось общеизвестным среди эволэков и наставников, благодаря «случайным» (опять же!) свидетелям, вырвавшим из едва слышного шёпота несколько ключевых фраз. А потом, в меру собственной образованности и фантазии, подруги-эволэки домысливали увиденное или услышанное, строя такие версии происходящего, что впору было всю классику мировой литературы детективного жанра выбрасывать на помойку, а на великих мэтров пера смотреть со снисходительной ухмылкой, как на жалких ремесленников, посмевших бросить вызов истинным мастерам!