Подпоручик Дуб похлопал Швейка по плечу и спросил, как этоему нравится.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — ответилШвейк, — это глупость. Много я видел глупых плакатов, но такой ерунды ещёне видел.

— Что же, собственно, вам тут не нравится? —спросил подпоручик Дуб.

— Мне не нравится, господин лейтенант, как солдатобращается с вверенным ему оружием. Ведь о каменную стену он может поломатьштык. А потом это вообще ни к чему, его за это могут наказать, так как русскийподнял руки и сдаётся. Он взят в плен, а с пленными следует обращаться хорошо,всё же и они люди.

Подпоручик Дуб, продолжая прощупывать убеждения Швейка,задал ещё один вопрос:

— Вам жалко этого русского, не правда ли?

— Мне жалко, господин лейтенант, их обоих: русского,потому что его проткнули, и нашего — потому что за это его арестуют. Он,господин лейтенант, как пить дать, сломает штык, ведь стена-то каменная, асталь она ломкая. Ещё перед войной, господин лейтенант, когда я проходил действительную,у нас в роте был один лейтенант. Даже наш старший фельдфебель не умеет таквыражаться, как тот господин лейтенант. На учебном плацу он нам говорил: «Когдараздаётся „Habacht“, ты должен выкатить зенки, как кот, когда гадит насоломенную сечку». А в общем, это был очень хороший человек. Раз на рождествоон спятил: купил роте целый воз кокосовых орехов, и с тех пор я знаю, как ломкиштыки. Полроты переломало штыки об эти орехи, и наш подполковник приказал всехпосадить под арест. Три месяца нам не разрешалось выходить из казарм… агосподин лейтенант сидел под домашним арестом.

Подпоручик с ненавистью посмотрел на беззаботное лицобравого солдата Швейка и зло спросил:

— Вы меня знаете?

— Знаю, господин лейтенант.

Подпоручик Дуб вытаращил глаза и затопал ногами.

— А я вам говорю, что вы меня ещё не знаете!

Швейк невозмутимо-спокойно, как бы рапортуя, ещё разповторил:

— Я вас знаю, господин лейтенант. Вы, осмелюсьдоложить, из нашего маршевого батальона.

— Вы меня не знаете, — снова закричал подпоручикДуб. — Может быть, вы знали меня с хорошей стороны, но теперь узнаете меняи с плохой стороны. Я не такой добрый, как вам кажется. Я любого доведу дослёз. Так знаете теперь, с кем имеете дело, или нет?

— Знаю, господин лейтенант.

— В последний раз вам повторяю, вы меня не знаете!Осёл! Есть у вас братья?

— Так точно, господин лейтенант, есть один.

Подпоручик Дуб, взглянув на спокойное, открытое лицо Швейка,пришёл в бешенство и, совершенно потеряв самообладание, заорал:

— Значит, брат ваш такая же скотина, как и вы! Кем онбыл?

— Преподавателем гимназии, господин лейтенант. Былтакже на военной службе и сдал экзамен на офицера.

Подпоручик Дуб посмотрел на Швейка так, будто хотел пронзитьего взглядом. Швейк с достоинством выдержал озлобленный взгляд дуракаподпоручика, и вскоре разговор окончился словом: «Abtreten!»

Каждый пошёл своей дорогой, и каждый думал о своём.

Подпоручик думал о том, как он всё расскажет капитану и тотприкажет арестовать Швейка; Швейк же заключил, что много видел на своём векуглупых офицеров, но такого, как Дуб, во всём полку не сыщешь.

Подпоручик Дуб, который именно сегодня твёрдо решил занятьсявоспитанием солдат, нашёл за вокзалом новые жертвы. Это были два солдата тогоже Девяносто первого полка, но другой роты. Они на ломаном немецком языке подпокровом темноты договаривались с двумя проститутками: на вокзале и около негоих бродило несметное множество.

Даже издалека Швейк совершенно отчётливо слышалпронзительный голос подпоручика Дуба:

— Вы меня знаете?!

— А я вам говорю, что вы меня не знаете!..

— Но вы меня ещё узнаете!..

— Может, вы меня знаете тольк?? с хорошей стороны!..

— А я говорю, вы узнаете меня и с плохой стороны!.. Явас до слёз доведу! Ослы!

— Есть у вас братья?!!

— Наверное, такие же скоты, как и вы. Кем они были? Вобозе… Ну, хорошо… Не забывайте, что вы солдаты… Вы чехи?.. Знаете, чтоПалацкий сказал: если бы не было Австрии, мы должны были бы её создать!..Abtreten!

Но, в общем, обход подпоручика Дуба не дал положительных результатов.Он остановил ещё три группы солдат, однако его педагогические попытки «довестиих до слёз» потерпели неудачу. Это был материал, отправляемый на фронт. Поглазам солдат подпоручик Дуб догадывался, что все они думают о нём оченьскверно. Его самолюбие страдало, и поэтому перед отходом поезда он попросилкапитана Сагнера распорядиться арестовать Швейка. Обосновывая необходимостьизоляции бравого солдата, он указывал на подозрительную дерзость его поведенияи квалифицировал простосердечный ответ Швейка на последний свой вопрос какязвительное замечание. Если так пойдёт дальше, офицерский состав потеряетвсякий авторитет, что должно быть ясно каждому из господ офицеров. Он сам ещёдо войны говорил с господином окружным начальником о том, что начальник долженвсеми силами поддерживать свой авторитет.

Господин окружной начальник был того же мнения.

Особенно теперь, во время войны. Чем ближе мы к неприятелю,тем более необходимо держать солдат в страхе. Ввиду всего этого он проситподвергнуть Швейка дисциплинарному взысканию.

Капитан Сагнер, как всякий кадровый офицер, ненавиделофицеров запаса из штатского сброда. Он обратил внимание подпоручика Дуба, чтоподобные заявления могут делаться только в форме рапорта, а не как на базаре,где торгуются о цене на картошку. Что же касается Швейка, то первой инстанцией,которой он подчинён, является господин поручик Лукаш. Такие дела идут только поинстанциям, из роты дело поступает, как, вероятно, известно подпоручику, вбатальон. Если Швейк действительно провинился, он должен быть послан с рапортомк командиру роты, а в случае апелляции — с рапортом к батальонному командиру.Однако если господин поручик Лукаш не возражает и согласен считать рассказгосподина подпоручика Дуба официальным заявлением о наказании, то и он,командир батальона, ничего не имеет против того, чтоб Швейк был вызван идопрошен.

Поручик Лукаш не возражал, но заметил, что из разговоров соШвейком ему точно известно, что брат Швейка действительно был преподавателемгимназии и офицером запаса.