— Ну, Светка, ты даешь. Перед первым встречным выложила чуть ли не всю нашу подноготную. Зачем это? — искренне возмутилась Валя.

— А я не первый встречный, я такой же абитура, как и вы. И живу я у родной тети. Это вон там — где палисадник, заросший сиренью. Вот мы и познакомились. И ничего ни с кем не случилось, — сказал я, стараясь казаться раскованным.

— Еще увидим, — назидательно заметила Валя. — Кстати, почтовый ящик мы уже прошли. Вон он, на угловом доме.

— Спасибо. Вижу. Насколько я понял из вашей беседы, Света поступает в университет на археологию. А Валя куда, если это не государственная тайна, конечно? — спросил я.

Света посмотрела мне в глаза и лукаво усмехнулась. Валя сделала серьезное лицо и помолчала несколько секунд, словно раздумывая — говорить или нет. Но потом все же сказала:

— Я сдала на гидрогеологический. Ну что, тебе легче стало?

Она спросила без тени юмора, всеми силами стремясь подчеркнуть свою серьезность и нежелание поддерживать со мной дальнейшие отношения. Но я сделал вид, что этого не понял и непринужденно спросил:

— А когда будет известно, поступили вы или нет?

— Списки будут двадцать пятого — как у всех. У вас ведь тоже? — спросила Света.

— Конечно. Буду за вас болеть.

— Очень любезно с твоей стороны. Но болельщиков у нас и без тебя хватает, — съязвила Валя.

— Мне будет любопытно узнать, поступили вы или нет. Телефончики дадите? — спросил я и посмотрел сначала на Валю, потом на Свету.

— У меня телефона нет! — отчеканила Валя.

— Жаль, — сказал я. — А у тебя, Света?

— А у меня, точнее, у моей хозяйки, есть. Записывай, — сказала она, откидывая назад тяжелую прядь волос, отливающих платиной.

— Говори, я запомню, — сказал я, стремясь быть как можно более приветливым.

— Три — сорок семь — тридцать четыре, — сказала Света, кокетливо качая в такт словам своим очаровательным овальным личиком. — Повтори.

— Три — сорок семь — тридцать четыре, — оттараторил я без запинки. — К сожалению, у моей тети телефона нет.

Валя посмотрела на Свету с явным укором и выпалила ей в глаза:

— Светка, ты поняла, наконец, что почем?

Но Света оставила ее реплику без внимания и предложила:

— Ну как, разбежались?

— Хорошо. Я позвоню. Желаю удачи. До встречи. Вернее, до звонка, — сказал я, обращаясь к обеим.

— Удачи тебе, Гена, — попрощалась Света, а Валя молча кивнула с серьезной миной.

Я зашагал к почтовому ящику. Опустив письмо, я обернулся и увидел, что мои новые знакомые все еще стоят в тени раскидистой липы и наблюдают за мной. Увидев, что я смотрю в их сторону, они тут же направились к своему дому. Ну и стерва же эта Валя — всеми силами пытается убедить Свету в том, что я не тот, за кого себя выдаю. Надо же — подумала, наверное, что я вовсе не собирался опускать письмо! Но ничего, я позвоню Светлане и встречусь с нею уже в отсутствие этой зануды. До двадцать пятого еще довольно много времени. Не терять же его, в конце концов. Жаль только, что деньжат у меня маловато. Обидно, черт возьми. Такой классной девчонке я хотел бы каждый день дарить наилучшие цветы и самые дорогие подарки. Ее бы на шикарной «Волге» возить да изысканными яствами потчевать. Вот это девчонка!

Каждый вечер тетя Саша ходила смотреть телевизор к своей приятельнице, которая жила в соседнем доме. Исключение составлял четверг, когда на телецентре был выходной. В этот день все харьковчане шли в бани, парикмахерские, за покупками, в гости или принимали гостей, делали уборку, готовили еду — в общем, стремились сделать все, что только можно, чтобы остальные вечера посвятить телевизору. Чтобы люди охотнее покупали телевизоры, по телевидению демонстрировали самые новые кинофильмы, порой еще даже не вышедшие на экраны кинотеатров.

В те времена мало кто имел возможность приобрести телевизор, и к счастливым обладателям этого предмета роскоши вечерами стекались те, кто такового не имел. Знакомые и незнакомые соседи по подъезду, дому и даже из близлежащих домов шли со своими скамейками, табуретками и стульями в квартиры, где были телевизоры, и спешили занять места, как в кинотеатре. По окончании телепрограммы, а заканчивалась она часов в одиннадцать ночи, соседи с благодарностью расходились. Перед тем как уйти, каждый считал своим долгом предложить хозяевам свои услуги по уборке, так как посетители неизбежно натаптывали. Хозяева оставляли двоих — троих добровольцев, и те тщательно подметали и мыли пол в комнате, а заодно, как правило, в кухне и прихожей и с чувством исполненного долга откланивались до следующего вечера. Не пустить кого-то на телевизор считалось признаком дурного тона, поэтому хозяева пускали порой совершенно незнакомых людей и даже тех, с кем отношения были, скажем так, не самыми лучшими.

— Гена, пойдем со мной вечером к Анне Михайловне на телевизор, — предложила тетя Саша. — Сегодня концерт по программе — будут Трошин, Бернес и Тарапунька со Штепселем. Теперь же тебе не нужно готовиться. Сегодня ты целый день проспал — бока, наверное, болят. Что тебе весь вечер делать? А гулять по темну опасно — тут сявок да раклов, что навоза в свинарнике.

— Да нет, тетя Саша, как-нибудь потом. Мне бы пятнашек наменять — хочу позвонить тут своим новым знакомым, узнать насчет поступления, — ответил я.

Света у меня из ума не шла — так хотелось познакомиться с ней поближе. Но у тети Саши не было телефона, а автоматы, которые мне удалось найти поблизости, все были испорчены. Но я решил сегодня во что бы то ни стало найти исправный автомат и позвонить Свете, если ее еще кто-нибудь не увел. А тут тетя Саша со своим приглашением. Правда, пойти хотелось — вживую посмотреть на работающий телевизор — ведь я до этого никогда не видел телевизора. У нас в Запорожье телецентр только строился, а здесь уже несколько лет как работал «на всю катушку».

— Нет у меня пятнадцаток, — сказала тетя, — да и рядом тут все автоматы сявота попортила. Скорую вызвать неоткуда, приходится к соседям проситься. А у Анны Михайловны, кстати, телефон есть. Позвонишь, пока мы смотреть будем, а потом к нам присоединишься. Пойдем, Геночка, а то тут от нудьги пропадешь.

— Да неудобно как-то у незнакомых людей телефон просить. Эта ваша Анна Михайловна, она ведь меня и знать не знает, — попробовал отказаться я, питая в душе тайную надежду.

— Как это не знает? Да она о тебе каждый день меня спрашивает. Ну