столько же, правда, не вникая в подробности. Но они мне запомнились в очень малом количестве. Мистика какая-то! Вот и теперь, где бы я ни находился: на улице, в кино, в транспорте — повсюду говорят о вступительных экзаменах, о конкурсах, о дилемме «пройдет — не пройдет» и тому подобное.

В хлебном магазине стояла очередь, хвост которой выходил на улицу. Тетя Саша была права — запах стоял необыкновенно аппетитный. Я пристроился в конец очереди и тут же услышал, как две девчонки примерно моего возраста, стоящие впереди меня, ведут оживленный разговор на интересующую меня тему. Одна из них, чуть полноватая брюнетка с пышной прической, выглядела немного старше своей собеседницы и говорила степенно и даже, как мне показалось, немного высокомерно:

— Ты, я думаю, пройдешь. На археологию с твоим баллом в прошлом году поступили все. Если бы я туда пошла, я бы точно поступила. А я, дурочка, никого не слушала, заладила свое — и все тут. В результате — поступаю еще и в этом году.

— Ну, теперь у тебя двухлетний стаж есть. Тебе легче. Не то, что мне, — говорила ее белокурая подружка.

Эта беленькая очаровала меня с первого взгляда. Она была чуть выше первой, с распущенными светлыми волосами какого-то особого лунного оттенка, ниспадающими на узкую прямую спину. Вокруг ее безукоризненной фигуры нежно полоскалось шелковое светло-голубое платьице, из-под которого рельефно выступали небольшие округлые формы, будоражащие мое юношеское воображение.

Под веселый аккомпанемент девичьего щебета очередь продвигалась удивительно быстро, и вскоре я вышел из магазина с буханкой ароматного хлеба и парой свежайших булок в парусиновой сумке. Такие булки раньше назывались «французскими» или «франзолями», а потом наши партийные власти, борясь с тлетворным влиянием капиталистического запада, переименовали их в «городские». Звучит, по-моему, буднично и даже нелепо. Я огляделся по сторонам, высматривая щебетух, покинувших магазин за пару минут до меня. Они шли в направлении, где, по словам тети Саши, находился почтовый ящик, что меня очень даже устраивало. Я ускорил шаг и, поравнявшись с ними, вклинился в разговор:

— Девушки, не подскажете, где здесь поблизости почтовый ящик?

Брюнетка глянула на меня с некоторым любопытством и задала встречный вопрос:

— Это чтобы беседу завязать, да?

— Возможно, — ответил я, стараясь не показать, что такая ее реакция пришлась мне не по душе.

— Тогда поищите поблизости каких-нибудь других собеседниц, — ответила она, ускоряя шаг. — Мы не вступаем в разговоры с первыми встречными.

— Вам что, трудно сказать? Я в вашем городе новый человек. Впервые сюда приехал и ничего здесь не знаю. Мне вот нужно письмо отправить, а вы и подсказать не хотите, — сказал я с укоризной.

— Понятно, — язвила брюнетка, — и письмо только что собрались написать. Чернила уже развели?

— Ошибаетесь, — ответил я, стараясь казаться абсолютно спокойным. — Письмо у меня с собой, в сумке с хлебом. Хотите — покажу.

— Интересно. А пусть покажет, — игриво сказала блондинка необыкновенно певучим голосом и кокетливо улыбнулась.

В этот момент я ощутил, что мое сердце забилось с бешеной частотой, и в него с болью вонзилась острая игла и прочно там засела.

— Пара пустяков, — ответил я, с трудом глотнув воздуха, и начал беспорядочно шарить в сумке. — Сейчас… да где ж оно… минуточку… сейчас найду.

Но конверт куда-то пропал роковым образом, и я уже, было, подумал, что выронил его в магазине, когда укладывал свои покупки. Если так, печально вдвойне. Ведь такое письмо можно написать только один раз.

— Ой! Дома забыл! — злорадно сказала брюнетка и залилась едким саркастическим смехом.

— Сейчас, сейчас… Да вот он, наконец, — сказал я с облегчением, вертя перед ними пухлый конверт. — Можете посмотреть или потрогать. Как будет для вас убедительнее.

— Ну вот, — обворожительно пропела блондинка, и та самая игла, безжалостно шевельнувшись, снова травмировала мое сердце, — письмо, небось, любимой девушке, а вы предлагаете нам — на проверку.

— У меня нет любимой девушки, — ответил я, пытаясь казаться абсолютно спокойным. — Это письмо школьному другу — о том, как я сдавал вступительные экзамены, если это вас, конечно, интересует.

— Да? Интересно, куда? Если не секрет, конечно, — полюбопытствовала блондинка.

— Почему же секрет? В политехнический. На радиофакультет, — с гордостью ответил я, любуясь этой прекрасной девушкой.

— Даже так? — спросила брюнетка не без иронии. — Ну и как, поступил?

— Не знаю, списки еще не вывесили, — ответил я, не в силах оторвать взгляда от очаровательной блондинки.

— А сколько баллов набрал? — спросила блондинка, сверкнув лучистыми глазами, голубыми, как майское небо.

— Двадцать пять, — спокойно ответил я. — А что?

— Как, двадцать пять? На радиофак? О-хо-хо! На круглые пятерки сдал, что ли? — искренне удивилась брюнетка.

— Стало быть, так, — ответил я.

— У тебя и стаж, небось, есть? — с некоторой завистью в голосе спросила беленькая.

— Что ты, какой там стаж! Чернила в аттестате не высохли, и печать еще мокрая, — поспешил я ее успокоить.

— Так чего тебе беспокоиться, если у тебя все пятерки? — вполне резонно недоумевала она.

— Да там бывает отличников больше, чем мест, — попытался я разъяснить. — Тем более, в этом году таких как я, школьников, набирают совсем мало, как распорядился наш дорогой Никита Сергеевич.

— Что б еще этот мужик неотесанный в образовании понимал! Суконным рылом — в калашный ряд, — возмутилась беленькая.

— Ну, Света, так нельзя. Он ведь руководитель нашего государства, как-никак, — осадила ее брюнетка.

— Ну так что? Все равно ведь неграмотный. Как скажет «сициализьм» или «коммунизьм», так меня и начинает лихорадить. И он еще при этом грамматику переделывать берется и в высшее образование влезает, — стояла на своем Света.

Подружка дернула Свету сзади за платье с такой силой, что шелковая ткань в ее пальцах издала жалобный писк. Чтобы вывести разговор из затруднительного положения, я вклинился в их перебранку.

— Девочки, давайте, наконец, познакомимся. Меня зовут Гена. Тебя, как я понял, Света. А тебя как? — обратился я к чернявой.

Та недовольно уставилась на меня и после затянувшейся паузы дерзко сказала:

— Я сразу поняла, что этим кончится. И уже говорила, что на улице не знакомлюсь.

— Ничего подобного. Такого ты не говорила. Ты сказала, что с первыми встречными не заговариваешь. Но разговор у нас уже завязался, и сам собой, притом по делу. А как же можно говорить, не зная имен друг друга? — возразил я.

— Но говорили же до сих пор, — отпарировала брюнетка.

— Ее зовут Валя. Она харьковчанка, а я из Сум. Снимаю жилье на одной лестничной площадке с квартирой, где живет Валя. Вернее, комнату в квартире ее соседки. Это здесь неподалеку — в доме, что сразу за