Сам Долохов часто во время своеговыздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать отнего. — Меня считают злым человеком, я знаю, — говаривал он, — и пускай. Яникого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так,что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня естьобожаемая, неоцененная мать, два-три друга, ты в том числе, а на остальных яобращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И всепочти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, — продолжал он, — мужчин явстречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей —графинь или кухарок, всё равно — я не встречал еще. Я не встречал еще тойнебесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такуюженщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!.. — Он сделал презрительный жест. — Иверишь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсьеще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило ивозвысило меня. Но ты не понимаешь этого.

— Нет, я очень понимаю, — отвечал Ростов,находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву.В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое времязимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самыхсчастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек ссобой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати-летняя, красиваядевица; Соня шестнадцати-летняя девушка во всей прелести только чтораспустившегося цветка; Наташа полу-барышня, полу-девочка, то детски смешная,то девически обворожительная.

В доме Ростовых завелась в это время какая-тоособенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и оченьмолодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя наэти молодые, восприимчивые, чему-то (вероятно своему счастию) улыбающиеся,девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, ноласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи,слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и тоже чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и самамолодежь дома Ростовых.

В числе молодых людей, введенных Ростовым, былодним из первых — Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. ЗаДолохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злойчеловек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что оннеприятен и неестествен.

— Нечего мне понимать, — с упорнымсвоевольством кричала Наташа, — он злой и без чувств. Вот ведь я же люблютвоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё-таки его люблю, стало быть японимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю.Денисова…

— Ну Денисов другое дело, — отвечал Николай,давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, — надопонимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такоесердце!

— Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. Иты знаешь ли, что он влюбился в Соню?

— Какие глупости…

— Я уверена, вот увидишь. — ПредсказаниеНаташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать вдоме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил проэто) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бысказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появленииДолохова.

Долохов часто обедал у Ростовых, никогда непропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] уИогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне исмотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержатьэтого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.

Видно было, что этот сильный, странный мужчинанаходился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой,грациозной, любящей другого девочкой.

Ростов замечал что-то новое между Долоховым иСоней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там всевлюблены в кого-то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, какпрежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.

С осени 1806 года опять всё заговорило о войнес Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не тольконабор рекрут, но и еще 9-ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемойБонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Длясемейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только втом, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал толькоконца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников.Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его кэтому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

На третий день Рождества, Николай обедал дома,что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально-прощальныйобед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человекдвадцать, в том числе Долохов и Денисов.

Никогда в доме Ростовых любовный воздух,атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти днипраздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Толькоэто одно есть настоящее на свете — остальное всё вздор. И этим одним мы здесьтолько и заняты», — говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив двепары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть икуда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, онзаметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме тогоон заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членовобщества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немногоНаташа. Николай понял, что что-то должно было случиться до обеда между Соней иДолоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, вовремя обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздниковдолжен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые ондавал по праздникам для всех своих учеников и учениц.

— Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста,поезжай, — сказала ему Наташа, — он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич(это был Денисов) едет.

— Куда я не поеду по приказанию г`афини! —сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи,— pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.