— Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер,— сказал Николай.

— А ты?… — обратился он к Долохову. И толькочто спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.

— Да, может быть… — холодно и сердито отвечалДолохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он наклубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.

«Что-нибудь есть», подумал Николай и еще болееутвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал.Он вызвал Наташу и спросил, что такое?

— А я тебя искала, — сказала Наташа, выбежав кнему. — Я говорила, ты всё не хотел верить, — торжествующе сказала она, — онсделал предложение Соне.

Как ни мало занимался Николай Соней за этовремя, но что-то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов былприличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони.С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первоечувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Онприготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забытьдетские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…

— Можешь себе представить! она отказала,совсем отказала! — заговорила Наташа. — Она сказала, что любит другого, —прибавила она, помолчав немного.

«Да иначе и не могла поступить моя Соня!»подумал Николай.

— Сколько ее ни просила мама, она отказала, ия знаю, она не переменит, если что сказала…

— А мама просила ее! — с упреком сказалНиколай.

— Да, — сказала Наташа. — Знаешь, Николенька,не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, язнаю верно, ты не женишься.

— Ну, этого ты никак не знаешь, — сказалНиколай; — но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! — прибавилон улыбаясь.

— Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. — ИНаташа, поцеловав брата, убежала.

Через минуту вошла Соня, испуганная,растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это былпервый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.

— Sophie, — сказал он сначала робко, и потомвсё смелее и смелее, — ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, отвыгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…

Соня перебила его.

— Я уж отказалась, — сказала она поспешно.

— Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь,что на мне…

Соня опять перебила его. Она умоляющим,испуганным взглядом посмотрела на него.

— Nicolas, не говорите мне этого, — сказалаона.

— Нет, я должен. Может быть это suffisance[самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь дляменя, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…

— Мне и довольно, — вспыхнув, сказала Соня.

— Нет, но я тысячу раз влюблялся и будувлюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею,как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю.И я прошу вас подумать о предложении Долохова, — сказал он, с трудомвыговаривая фамилию своего друга.

— Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Ялюблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.

— Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсьобмануть вас. — Николай еще раз поцеловал ее руку.

У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Этоговорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек, ] выделывающих своитолько что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents,[девушки и юноши, ] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди,приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшеевеселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькиекняжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славуэти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был,как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель,который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на этибалы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого13-ти и 14-ти-летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, заредкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они всеулыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chaleлучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своеюграциозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы итолько что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, ибал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовыбарышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечерСоня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем,кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозьсветилась порывистой радостью.

Наташа, не менее гордая тем, что она в первыйраз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были вбелых, кисейных платьях с розовыми лентами.

Наташа сделалась влюблена с самой той минуты,как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюбленабыла во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, втого она и была влюблена.

— Ах, как хорошо! — всё говорила она, подбегаяк Соне.

Николай с Денисовым ходили по залам, ласково ипокровительственно оглядывая танцующих.

— Как она мила, к`асавица будет, — сказалДенисов.

— Кто?

— Г`афиня Наташа, — отвечал Денисов.

— И как она танцует, какая г`ация! — помолчавнемного, опять сказал он.

— Да про кого ты говоришь?

— Про сест`у п`о твою, — сердито крикнулДенисов.

Ростов усмехнулся.