Она не поняла, что это значит, но побоялась спросить.

— Только сперва покажите деньги. Прошу прощения.

— Нет надобности извиняться.

Он выложил на прилавок неровную серебряную монету, толстую содного конца и потоньше — с другого, и она сказала, как скажет потом:

— У меня нету сдачи.

Он лишь мотнул головой и с рассеянным видом глядел настакан, пока она наливала ему еще виски.

— Вы у нас как, проездом? — спросила она.

Он долго молчал, и она уже собралась повторить свой вопрос,как вдруг он раздраженно тряхнул головой.

— Не надо сейчас говорить о таких пустяках. В присутствиисмерти.

Она приумолкла, обиженная и пораженная. Он, должно быть,солгал, когда сказал ей, что он — не священник. Солгал, чтобы ее испытать.

— Он тебе нравился, — произнес незнакомец будничным тоном. —Да?

— Кто? Норт? — Она рассмеялась, прикинувшись раздраженной,чтобы скрыть смущение. — По-моему, вам лучше…

— Ты — добрая. И тебе страшно, — продолжал он. — А он жевалтравку. Заглядывал с черного хода в ад. И вот он — смотри. Он ушел, и дверь заним захлопнулась, а ты думаешь, будто ее не откроют, пока не придет твое времяпереступить этот порог, я не прав?

— Вы что, пьяны?

— Миштер Нортон откинул копыта, — проговорил нараспевчеловек в черном, так что все это прозвучало язвительно и издевательски. — Онмертв. Как и все здесь. Как ты. Как все вы.

— Убирайтесь отсюда.

Ее охватила холодная дрожь отвращения, но внизу животапо-прежнему разливалось тепло.

— Все в порядке, — сказал он мягко. — Все в полном порядке.Подожди. Подожди и увидишь.

Теперь она разглядела его глаза: голубые. В голове у неепоявилась какая-то странная легкость, словно она приняла дурманящего снадобья.

— Мертв, как и все вы, — повторил он. — Ты видишь?

Она тупо кивнула, и он рассмеялся — звонким, сильным ичистым смехом. Все как один обернулись к нему. Он обвел взглядом зал, внезапносделавшись центром внимания. Тетушка Милли запнулась и замолчала, только отзвуквысокой скрипучей ноты еще дрожал, растекаясь в воздухе. Шеб сбился с ритма иостановился. Все с беспокойством уставились на чужака. Снаружи по стенам шуршалпесок.

Тишина затянулась. У Элис перехватило дыхание. Она опустилаглаза и увидела, что ее руки сжимают живот под стойкой. Все смотрели на чужака.Он — на них. А потом он опять рассмеялся своим сильным свободным смехом —смехом, с которым нельзя не считаться. Но больше никто не рассмеялся. Никто.

— Я покажу вам чудо! — выкрикнул он. Но они лишь смотрели вовсе глаза, как смотрят на фокусника послушные дети, уже слишком большие ивзрослые, чтобы верить в его чудеса.

Человек в черном резко подался вперед, и тетушка Милли встрахе отшатнулась. Он свирепо оскалился и шлепнул ее по огромному пузу. Онакоротко хохотнула — помимо собственной воли и неожиданно для себя самой, — ичеловек в черном спросил:

— Так лучше, правда?

Тетушка Милли опять захихикала, а потом вдруг разрыдалась и,не разбирая дороги, бросилась за порог. Все остальные молча смотрели ей вслед.Кажется, собиралась буря: черные тучи мчались друг за другом, вздымаясь иопадая, как волны, на фоне белого неба. Какой-то мужчина, застывший у пианино спозабытой кружкой пива в руке, вдруг застонал.

Человек в черном встал перед Нортом, взглянул на него сверхувниз и усмехнулся. Ветер выл, вопил и бесновался снаружи. Что-то тяжелое ибольшое ударилось в стену таверны и отскочило прочь. Один из мужчин, стоявших устойки, неожиданно встрепенулся и вышел за дверь. Решил, должно быть, что домабудет спокойнее. Гром был похож на натужный кашель какого-нибудь прихворнувшегобога.

— Хорошо, — осклабился человек в черном. — Замечательно. Чтож, приступим.

Старательно целясь, он принялся плевать Норту в лицо. Слюназаблестела на лбу у покойного, стекая жемчужными каплями по его крючковатомуносу, похожему на выбритый клюв.

Руки Элис под стойкой заработали еще быстрее.

Шеб расхохотался, да так, что аж согнулся пополам и тут жезакашлялся, отхаркивая липкие комки мокроты. Человек в черном одобрительнорыкнул и постучал его по спине. Шеб ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.

Кое-кто убежал. Остальные сгрудились вокруг Норта. Все еголицо, складки дряблой и сморщенной кожи на шее и верх груди теперь блестели отвлаги — такой драгоценной в этом засушливом крае. А потом дождь слюны вдругпрекратился. Как по команде. Слышалось только дыхание, тяжелое, хриплое.

Человек в черном внезапно подался вперед и, согнувшись,перелетел через труп, описав в воздухе плавную дугу. Это было красиво, каквсплеск воды. Он приземлился на руки, рывком вскочил на ноги, ухмыльнулся ипрыгнул обратно. Кто-то из зрителей, забывшись, захлопал в ладоши, но тут жепопятился, выпучив глаза, помутневшие от ужаса. Зажав рукой рот, он рванулся кдверям.

Норт шевельнулся, когда человек в черном перелетел черезнего в третий раз.

По рядам зрителей пробежал глухой ропот. Вернее,один-единственный вздох — и все снова затихло. Человек в черном запрокинулголову и завыл. Его грудь ходила ходуном от учащенного, неглубокого дыхания: онсловно накачивался воздухом. Все быстрее и быстрее становились его прыжки — онбуквально переливался над телом Норта, как вода из стакана в стакан. В глухойтишине слышался только рвущийся скрежет его дыхания и гул набирающей силу бури.

И вот Норт сделал глубокий вдох. Его руки затряслись ипринялись колотить по столу. Шеб с визгом ринулся за порог. Следом за нимвыбежала одна из женщин.

Человек в черном перелетел через Норта еще раз. Два раза,три раза. Тело на столе сотрясала дрожь. Сейчас Норт был похож на большуюкуклу, которая вроде как оживает — хотя, конечно, она не живая, просто у неевнутри скрыт какой-то чудовищный механизм. Смешанный запах гниения, разложенияи экскрементов вздымался удушающими волнами. Глаза Норта открылись.

Элис почувствовала, как ноги сами уносят ее назад. Отступая,она уткнулась спиной в зеркало. Оно задрожало, и ее вдруг охватила слепаяпаника. Она опрометью бросилась вон.

— Вот твое чудо, — отдуваясь, крикнул ей вслед человек вчерном. — Дарю. Теперь можешь спать спокойно. Даже такое не необратимо. Хотявсе это… так… черт подери… смешно! — И он опять рассмеялся. Хохот все отдалялсяи отдалялся, пока она неслась вверх по лестнице и остановилась только тогда,когда захлопнула дверь и заперла ее за собой.