— Похоже, — сказал он, не отпуская ее руки, —ты сожалеешь о том, что ты — не она.

— Сожалею, — шепнула она. — Сожалею, что я —не она.

— Ты серьезно?

— Если б я была… настоящей Цириллой… император смотрелбы на меня милостивее. Но я всего лишь подделка. Имитация. Двойник, ничего нестоящий. Ничего…

Он резко обернулся, схватил ее за плечи. И тут же отпустил.Отступил на один шаг.

— Ты жаждешь короны? Власти? — Он говорил тихо, нобыстро, прикидываясь, будто не видит, что она отрицательно крутитголовой. — Почестей? Великолепия? Роскоши?

Он замолчал, глубоко вздохнул, продолжая делать вид, будтоне замечает, что девушка по-прежнему крутит головой, отрицая новые обидныеупреки, даже еще более обидные из-за того, что они не были высказаны.

Он снова вздохнул. Глубоко. И громко.

— Знаешь ли ты, маленький мотылек, что перед тобой —пламя?

— Знаю, ваше императорское величество.

Они долго молчали. Аромат весны неожиданно вскружил имголовы. Обоим.

— Быть императрицей, — наконец глухо проговорилЭмгыр, — это, вопреки видимости, нелегкий кусок хлеба. Не знаю, смогу ли яполюбить тебя.

Она кивнула, показывая, что знает и это. Он увидел слезу наее щеке. Как тогда, в замке Стигга, он почувствовал, как зашевелился засевший всердце осколок холодного стекла.

Он обнял ее, крепко прижал к груди, погладил по волосам,пахнувшим ландышем.

— Бедный ты мой… — сказал он не своимголосом. — Маленький ты мой, несчастный… интерес государства.

* * *

По всей Цинтре звонили колокола. Величественно, гулко,торжественно. Но при этом как-то на удивление грустно.

«Редкостная красота, — думал иерарх Хеммельфарт, глядявместе со всеми на закрепляемый на стене портрет размером, как и остальные, поменьшей мере полсажени на сажень. — Странная красота. Голову дам наотсечение, что это метиска. Дам голову, что в ее жилах течет проклятая эльфьякровь».

«Красивая, — думал Фольтест, — красивее, чем наминиатюре, которую мне показывали люди из разведки. Ну что ж, портреты всегдальстят».

«Совершенно не похожа на Калантэ, — думала Мэва. —Совершенно не похожа на Регнера. Совершенно не похожа на Паветту… Хммм… Шлислухи… Но нет, это невозможно. Это должна быть королевская кровь, законнаявластительница Цинтры. Должна быть. Того требуют интересы государства. Иистории».

«Это не та, которая являлась мне в снах, — думалнедавно прибывший в Цинтру Эстерад Тиссен, король Ковира. — Наверняка нета. Но я не скажу никому. Сохраню для себя и моей Зулейки. Мы вместе с моейЗулейкой решим, как использовать знания, данные нам снами».

«Еще немного, и она стала бы моей женой, эта Цири, —думал Кистрин из Вердэна. — И тогда я стал бы герцогом Цинтры и, пообычаю, наследником трона… И погиб бы, конечно, как Калантэ. Хорошо, ох хорошо,что она еще в детстве сбежала от меня».

«Я ни секунды не верил в россказни о великой любви с первоговзгляда, — думал Шилярд Фиц-Эстерлен. — Ни мгновения. Однако Эмгырберет в жены эту девушку. Отвергает возможность примирения с князьями и вместонильфгаардской княжны берет в жены Цириллу из Цинтры. Почему? Чтобы завладетьмаленьким нищенским государствишком, половину которого, если не больше, он ибез того присоединил бы к империи путем переговоров? Чтобы овладеть устьемЯруги, которое и без того уже находится во владении совместныхнильфгаардско-новиградско-ковирских компаний морской торговли?

Ничего я не понимаю в этих государственных интересах,ничего.

Похоже, мне далеко не все говорят».

«Чародейки, — думал Дийкстра. — Все это фокусычародеек. Ну и пусть. Видать, писано было, что Цири станет королевой Цинтры,женой Эмгыра и императрицей Нильфгаарда. Видать, того хотело Предназначение.Судьба. Кисмет[75]».

«Пусть так оно и будет, — думала ТриссМеригольд. — Пусть так и останется. Все получилось лучше некуда. ТеперьЦири будет в безопасности. О ней забудут позволят ей жить».

Портрет наконец занял положенное место. Слуги забралилестницы. Унесли.

Во втором ряду потемневших и несколько запыленныхизображений владык Цинтры, за коллекцией Кербинов и Корамов, за Корбеттом,Дагорадом и Регнером, за гордой Калантэ, за меланхолической Паветтой, виселпортрет последний. На нем была изображена милостиво властвующая ныне королева.Наследница трона и королевской крови.

Портрет худощавой девушки со светлыми волосами и грустнымвзглядом. Одетой в белое платье с зелеными рукавами.

Портрет Цириллы Фионы Элен Рианнон.

Королевы Цинтры и императрицы Нильфгаарда.

«Предназначение», — думала Филиппа Эйльхарт, чувствуяна себе взгляд Дийкстры.

«Бедное дитя, — думал Дийкстра, глядя напортрет. — Небось думает, что пришел конец ее горестям и невзгодам. Бедноедитя».

Колокола Цинтры звонили, распугивая чаек.

* * *

— Вскоре после завершения переговоров и подписанияцинтрийского мира, — продолжал свое повествование пилигрим, — вНовиграде устроили шумный многодневный праздник, фестиваль, венцом которого былмноголюдный и торжественный парад войск. День, как пристало первому дню новойэпохи, был действительно прекрасный…

— Надо думать, — саркастически поинтересовалсяэльф, — ваша милость там были? На том параде?

— Правду-то сказать, я немного припозднился. —Пилигрим был явно из тех, кого сарказм не задевает. — День, как я сказал,был прекрасный. С рассвета обещал быть таким.

* * *

Васконье, комендант форта Дракенборг, до недавнего времени —заместитель коменданта по политчасти, нетерпеливо ударил нагайкой по голенищу.

— А-ну, быстрее там, — подгонял он. — Другиеждут. После заключенного в Цинтре мирного договора у нас тут куча работы!

Палачи, накинув осужденным петли на шеи, отошли. Васконьеснова хватанул нагайкой по голенищу.

— Если кому-то из вас есть что сказать, — бросилон сухо, — теперь для этого последняя возможность.

— Да здравствует свобода, — сказал Каирбр аэпДиаред.

— Суд был тенденциозным, — сказал Орестесо Коппа,мародер, грабитель и убийца.