Он смотрел на Стеллу Конгрев. И на светловолосую девушку.«Вот он приближается — интерес империи, — подумал он. — Лжепринцесса,лжекоролева Цинтры, лжевладелица устья реки Ярры, которое так необходимоимперии. Вот она приближается, опустив глаза, испуганная, в белом шелковомплатье с зелеными рукавами и перидотовом колье на хрупкой шейке. Тогда, в ДарнРоване, я похвалил это платьице, похвалил подбор украшений. Стелла знает мойвкус. Вот и нарядила куколку опять так, чтобы угодить мне. Но что мне с этойкуколкой делать? Поставить на камин?»

— Благородные дамы, — поклонился он первым. Внепределов тронного зала уважительность и вежливость в общении с женщинами былиобязательны даже для императора.

Дамы ответили глубокими реверансами и наклоном головы. Передними был вежливый, но все же император.

Эмгыру надоел протокол.

— Останься здесь, Стелла, — сухо приказалон. — А ты, девушка, будешь сопровождать меня на прогулке. Вот моя рука.Выше голову. Хватит, хватит мне твоих реверансов. Это всего лишь прогулка. Неболее того.

Они пошли по аллейке, извивающейся меж едва зазеленевшимикустами и живыми изгородями. Императорская охрана, солдаты из элитнойгвардейской бригады «Импера», знаменитые Саламандры, держались поодаль, новсегда наготове. Они знали, когда не следует императору мешать.

Миновали садок, пустой и грустный. Столетний карп,запущенный императором Торресом, издох два дня назад. «Они запустили нового.Молодого, сильного зеркального красавца, — подумал Эмгыр варЭмрейс. — Прикажу приклепать ему медаль с моим изображением и датой. Vaessedeireadh aep eigean. Что-то закончилось, что-то начинается. Новая эпоха. Новыевремена. Новая жизнь. Так пусть же, черт побери, будет и новый карп.Зеркальный».

Задумавшись, он почти забыл о девушке, которую держал подруку. О ней ему напомнило тепло, аромат ландыша, интересы империи. Именно в такой,а не иной последовательности.

Остановились около садка, посреди которого высился над водойискусственный островок с каменным садиком, фонтаном и мраморной фигурой.

— Знаешь, что это?

— Да, ваше императорское величество, — не сразуответила она. — Это пеликан, раздирающий клювом собственную грудь, чтобыкровью выкормить детей. Аллегория благородного самопожертвования. А также…

— Я внимательно слушаю.

— А также неизбывной любви.

— Ты думаешь, — повернул он ее к себе, стиснувзубы, — что раздираемая грудь от этого болит меньше?

— Не знаю… — не сразу ответила она. — Вашеимператорское величество, я…

Он взял ее за руку. Почувствовал, как она вздрогнула, дрожьпрошла по его ладони, запястью, предплечью, плечу…

— Мой отец, — сказал он, — был великимвладыкой, но никогда не прислушивался к легендам и мифам, у него никогда небыло на это времени. И он вечно их путал. Всегда, помню как сейчас, каждый раз,когда он водил меня сюда, в парк, он говорил, что скульптура изображаетпеликана, возникающего из пепла. Ну, девочка, улыбнись хотя бы, когда императоррассказывает байки. Благодарю. Так гораздо лучше. Мне было бы неприятно думать,что тебя не радует общение со мной. Взгляни мне в глаза.

— Я рада… имея возможность… быть здесь… с вашимимператорским величеством. Это честь для меня… я знаю… Но и огромная радость… Ясчастлива…

— Серьезно? Или, может быть, это всего лишь придворнаялесть? Этикет? Хорошая школа Стеллы Конгрев? Слова, которые Стелла приказалатебе заучить наизусть? Признайся, девушка.

Она молчала, потупившись.

— Твой император спросил тебя, — повторил Эмгырвар Эмрейс. — А когда император спрашивает, никто не осмеливается молчать.Лгать, разумеется, тоже никто не осмеливается.

— Действительно, — мелодично ответила она. —Я действительно рада, ваше императорское величество.

— Я тебе верю, — сказал, помолчав, Эмгыр. —Верю. Хоть и удивляюсь.

— Я тоже… — прошептала она. — Я тожеудивляюсь.

— Не понял. Пожалуйста, смелее.

— Я хотела бы чаще… прогуливаться. И беседовать. Но японимаю… Понимаю, что это невозможно.

— Ты правильно понимаешь. — Он закусилгубу. — Императоры владеют империями, но двумя вещами владеть не могут:своим сердцем и своим временем. И то, и другое принадлежит империи.

— Я знаю об этом, — шепнула она, — слишкомдаже хорошо.

— Я пробуду здесь недолго, — сказал он, немногопомолчав. — Мне необходимо поехать в Цинтру, почтить своим присутствиемторжество подписания мирного договора. Ты вернешься в Дарн Рован… Выше голову,девочка. Ну нет, ты уже второй раз хлюпаешь носом в моем присутствии. А что вглазах? Слезы? О, это серьезное нарушение этикета. Придется высказать графинеЛиддерталь мое величайшее недовольство. Я просил — подними голову.

— Я прошу вас… простить госпожу Стеллу… вашеимператорское величество. Виновата я. Только я. Госпожа Стелла учила меня… Иподготовила хорошо…

— Я заметил и оценил. Не беспокойся, Стелле Конгрев негрозит моя немилость. И никогда не грозила. Я пошутил. Неудачно.

— Я заметила, — шепнула девушка, бледнея,пораженная собственной храбростью. Но Эмгыр только рассмеялся. Немногоискусственно.

— Вот такую тебя я предпочитаю, — сказалон. — Поверь. Смелую, как…

Он осекся. «Такую, как моя дочь», — подумал он. Чувствовины рвануло как укус собаки.

Девушка не опускала глаз. «Это не была лишь выучкаСтеллы, — подумал Эмгыр. — Это ее истинная природа. Несмотря навидимость, это бриллиант, который сложно поцарапать. Нет. Я не позволю Ваттьеубить этого ребенка. Цинтра Цинтрой, интересы империи — интересами империи, ноу этой проблемы, похоже, может быть только одно толковое и отвечающее законамчести решение».

— Дай мне руку. — Это был приказ, произнесенныйстрогим тоном. Но при этом он не мог отделаться от ощущения, что его приказ былисполнен охотно. Без сопротивления и принуждения.

Ее рука была маленькой и холодной. Но уже не дрожала.

— Как тебя зовут? Только не говори, что, мол, ЦириллаФиона.

— Цирилла Фиона.

— Мне хочется тебя наказать, девушка. Сурово.

— Знаю, ваше императорское величество. Я это заслужила.Но я… Я должна быть Цириллой Фионой.