— Ей-богу, господин обер-лейтенант, — сказалШвейк, и лицо его выразило искреннюю муку, — лично я не знаком ни с однимнемецким писателем. Я был знаком только с одним чешским писателем, ГаекомЛадиславом из Домажлиц. Он был редактором журнала «Мир животных», и я емувсучил дворняжку за чистокровного шпица. Очень весёлый и порядочный былчеловек. Посещал он один трактир и всегда читал там свои рассказы, такиепечальные, что все со смеху умирали, а он плакал и платил за всех. А мы должныбыли ему петь:

Домажлицкая башня

Росписью украшена.

Кто её так размалевал,

Часто девушек целовал.

Больше нет его здесь:

Помер, вышел весь…

— Вы не в театре! Орёт, как оперный певец, —испуганно прошипел поручик Лукаш, когда Швейк запел последнюю фразу: «Помер,вышел весь…» — Я вас не об этом спрашиваю. Я хотел только знать, обратили вывнимание, что те книжки, о которых мы говорили, — сочинение Гангофера? Такчто стало с теми книжками? — злобно выпалил поручик.

— С теми, которые я принёс из полковойканцелярии? — задумчиво переспросил Швейк. — Они действительно,господин обер-лейтенант, были написаны тем, о котором вы спрашивали, не знакомли я с ним. Я получил телефонограмму прямо из полковой канцелярии. Видите ли,там хотели послать эти книжки в канцелярию батальона, но в канцелярии не былони души; ведь все непременно должны были пойти в кантину, ибо, отправляясь нафронт, никто не знает, доведётся ли ему когда-нибудь опять посидеть в кантине.Так вот, там они были и пили. В других маршевых ротах по телефону тоже никогоне смогли отыскать. Памятуя, что мне как ординарцу вы приказали дежурить утелефона, пока к нам не будет прикомандирован телефонист Ходоунский, я сидел иждал, пока не дошла и до меня очередь. В полковой канцелярии ругались: никуда,мол, не дозвонишься, а получена телефонограмма с приказом забрать из полковойканцелярии книжки для господ офицеров всего маршевого батальона. Так как японимаю, господин обер-лейтенант, что на военной службе нужно действоватьбыстро, я ответил им по телефону, что сам заберу эти книжки и отнесу их вбатальонную канцелярию. Мне дали такой тяжёлый ранец, что я едва его дотащил.Здесь я просмотрел эти книжки. И рассудил по-своему: старший писарь в полковойканцелярии сказал мне, что, согласно телефонограмме, которая была передана вполк, в батальоне уже знают, какие из этих книжек выбрать, который там том. Этикнижки были в двух томах — первый том отдельно, второй — отдельно. Ни разу вжизни я так не смеялся, потому, что я прочёл много книжек, но никогда неначинал читать со второго тома. А он мне опять: «Вот вам первые тома, а вот —вторые. Который том должны читать господа офицеры, они уж сами знают!» Яподумал, что все нализались, потому что книжку всегда читают с начала. Скажем,роман об отцовских грехах, который я принёс (я, можно сказать, знаю немецкийязык), нужно начинать с первого тома, ведь мы не евреи и не читаем сзадунаперёд. Потом по телефону я спросил об этом вас, господин обер-лейтенант,когда вы возвратились из Офицерского собрания. Я рапортовал вам об этихкнижках, спросил, не пошло ли на войне всё шиворот-навыворот и не полагается личитать книжки в обратном порядке: сначала второй том, а потом первый. Выответили, что я пьяная скотина. Раз не знаю, что в «Отче наш» сначала идёт«Отче наш» и только потом «аминь»… Вам нехорошо, господинобер-лейтенант? — с участием спросил Швейк, видя, как побледневший поручикЛукаш схватился за подножку погасшего паровоза.

Бледное лицо Лукаша уже не выражало злобы. На нём былонаписано безнадёжное отчаяние.

— Продолжайте, продолжайте, Швейк… уже прошло. Уже всёравно…

— И я, — прозвучал на заброшенном пути мягкий голосШвейка, — придерживался, как я уже говорил, того же мнения. Однажды якупил кровавый роман «Рож Шаван из Баконского леса», и в нём не хватало первойчасти. Так мне пришлось догадываться о том, что было вначале. Ведь даже вразбойничьей истории без первой части не обойтись. Мне было совершенно ясно,что, собственно говоря, господам офицерам совершенно бессмысленно читатьсначала вторую часть, а потом первую, и глупо было бы с моей стороны передаватьв батальон то, что мне сказали в полковой канцелярии: господа офицеры, мол,сами знают, который том должны читать. Вообще вся история с этими книжками,господин обер-лейтенант, казалась мне ужасно странной и загадочной. Я знал, чтогоспода офицеры вообще мало читают, а в грохоте войны…

— Оставьте ваши глупости, Швейк, — простоналпоручик Лукаш.

— Ведь я, господин обер-лейтенант, тогда же спросил,желаете ли вы сразу оба тома. А вы ответили точь-в-точь как теперь, чтобы яоставил свои глупости — нечего, мол, таскаться с какими-то книгами, и я решил:раз таково ваше мнение, то остальные господа офицеры должны быть того жемнения. Посоветовался я об этом с нашим Ванеком. Ведь он уже был на фронте иимеет опыт в подобных делах. Он сказал, что поначалу господа офицерывоображали, будто война — чепуха, и привозили на фронт, словно на дачу, целыебиблиотеки. Офицеры получали от эрцгерцогинь в дар даже полные собраниясочинений разных поэтов, так что денщики под тяжестью книг сгибались в трипогибели и проклинали день, когда их мать на свет родила. Ванек рассказывал, чтоэти книги совершенно не шли на раскурку, так как были напечатаны на оченьхорошей толстой бумаге, а в отхожем месте человек такими стихами обдирал себе,извиняюсь, господин обер-лейтенант, всю задницу. Читать было некогда, так каквсё время приходилось удирать; всё понемножку выбрасывалось, а потом уже сталоправилом: заслышав первую канонаду, денщик сразу вышвыривает все книги длячтения. Всё это я уже знал, но мне хотелось, господин обер-лейтенант, ещё разуслышать ваше мнение, и, когда я вас спросил по телефону, что делать с этимикнижками, вы сказали, что, когда мне что-нибудь влезет в мою дурацкую башку, яне отстану до тех пор, пока не получу по морде. Так я, значит, господинобер-лейтенант, отнёс в канцелярию батальона только первые тома этого романа, авторой том оставил на время в нашей ротной канцелярии. Сделал я это с добрымнамерением, чтобы после того, как господа офицеры прочтут первый том, выдать имвторой том, как это делается в библиотеке. Но вдруг пришло извещение оботправке, и по всему батальону была передана телефонограмма, — всё лишнеесдать на полковой склад. Я ещё раз спросил господина Ванека, не считает ли онвторой том романа лишним. Он мне ответил, что после печального опыта в Сербии,Галиции и Венгрии никаких книг для чтения на фронт не возят. Единственнополезными являются только ящики в городах, куда для солдат складываютпрочитанные газеты, так как в газету удобно завёртывать табак или сено, чтокурят солдаты в окопах. В батальоне уже роздали первые тома этого романа, авторые тома мы отнесли на склад. — Швейк помолчал, а минуту спустядобавил: — Там, на этом складе, чего только нет, даже цилиндр будейовнцкогорегента, в котором он явился в полк по мобилизации.

— Одно скажу вам, Швейк, — с тяжким вздохомпроизнёс поручик Лукаш. — Вы даже не отдаёте себе отчёта в размерах своихпроступков. Мне уже самому противно без конца повторять, что вы идиот. Слов нехватает, чтобы определить вашу глупость. Когда я называю вас идиотом, это ещёочень мягко и снисходительно. Вы сделали такую ужасную вещь, что всепреступления, совершённые вами с тех пор, как я вас знаю, ангельская музыка посравнению с этим. Если бы вы только знали, что вы натворили, Швейк… Но вы этогоникогда не узнаете! Если когда-нибудь вспомнят об этих книжках, не вздумайте трепаться,что я сказал вам по телефону насчёт второго тома… Если зайдёт речь о том, какобстояло дело с первым и вторым томами, вы и виду не подавайте! Вы ничего незнаете, ни о чём не помните! Посмейте только впутать меня в какую-нибудьисторию! Смотрите у меня…