alle Serben zu verjagen…[188]

Вдруг он потерял равновесие, вылетел из вагона, на лету совсего маху ударился животом о рычаг стрелки и повис на нём, как наколотый.Поезд же шёл всё дальше, и в задних вагонах пели другую песню:

Graf Radetzky, edier Degen,

schwur's des Kaisers Feind zu fegen

aus der falschen Lombardei.

In Verona langes Hoffen,

als mehr Truppen eingetroffen,

fühlt und rührt der Held sich frei…[189]

Наколотый на дурацкую стрелку воинственный капрал был мёртв.Около него на карауле уже стоял молодой солдатик из состава вокзальнойкомендатуры, исключительно серьёзно выполнявший свои обязанности. Он стоялнавытяжку с таким победоносным видом, будто это он насадил капрала на стрелку.

Молодой солдат был мадьяр, и, когда из эшелона батальонаДевяносто первого полка приходили смотреть на капрала, он орал на всю станцию:

— Nern szabat! Nem szabat! Komision militär, nernszabat![190]

— Уже отмучился, — вздохнул бравый солдат Швейк,который также оказался среди любопытствующих. — В этом есть своёпреимущество. Хоть он и получил кусок железа в живот, зато все знают, гдепохоронен. Его могилу не придётся разыскивать на всех полях сражений. Оченьаккуратно накололся, — со знанием дела прибавил Швейк, обойдя капрала совсех сторон, — кишки остались в штанах…

— Nem szabat! Nem szabat! — кричал молоденькиймадьярский солдат. — Komision militär — Bahnhof, nem szabat!

За спиной Швейка раздался строгий окрик:

— Вы что тут делаете?

Перед ним стоял кадет Биглер. Швейк отдал честь.

— Осмелюсь доложить, рассматриваем покойника, господинкадет.

— А что за агитацию вы здесь развели? Какое вам довсего этого дело?

— Осмелюсь доложить, господин кадет, — сдостоинством и спокойно ответил Швейк, — я никогда никакой «заагитации» невёл.

За спиной кадета послышался смех солдат, и старший писарьВанек выступил вперёд.

— Господин кадет, — объяснил он, — господинобер-лейтенант послал сюда ординарца Швейка, чтобы тот сообщил ему ослучившемся. Я был недавно в штабном вагоне. Вас там разыскивает Матушич пораспоряжению господина командира батальона. Вам следует немедленно явиться кгосподину капитану Сагнеру.

Когда минуту спустя раздался сигнал «на посадку», всеразбрелись по вагонам.

Ванек, идя рядом со Швейком, сказал:

— Когда собирается много народу, вы поменьшеразглагольствуйте. У вас могут быть неприятности. Раз этот капрал из«дейчмейстеров», то будут говорить, что вы радовались его смерти. Ведь Биглер —заядлый чехоед.

— Да ведь я ничего и не говорил, — возразил Швейктоном, исключавшим всякое сомнение; — разве только, что капрал напоролсяаккуратно и все кишки остались у него в штанах… Он мог…

— Лучше прекратим этот разговор, Швейк. — Истарший писарь Ванек сплюнул.

— Ведь всё равно, — не унимался Швейк. — гдеза государя императора вылезут кишки, здесь или там. Он свой долг выполнил… Онмог бы…

— Посмотрите, Швейк, — прервал его Ванек, —ординарец батальона Матушич опять несётся к штабному вагону. Удивляюсь, как онещё не растянулся на рельсах.

Незадолго перед этим между капитаном Сагнером и усерднымБиглером произошёл очень резкий разговор.

— Я удивлён, кадет Биглер, — начал капитанСагнер. — Почему вы немедленно не доложили мне, что солдатам не выдали стопятьдесят граммов венгерской колбасы? Теперь мне самому приходится ходить ивыяснять, почему солдаты возвращаются со склада с пустыми руками. Господаофицеры тоже хороши, словно приказ не есть приказ. Ведь я точно выразился: «Насклад походной колонной поротно». Это значит, если вы на складе ничего недостали, то и возвращаться нужно походной колонной поротно. Я вам приказал,кадет Биглер, поддерживать порядок, а вы пустили всё на самотёк. Обрадовались,что теперь не нужно подсчитывать порции колбасы, и преспокойно пошли смотреть,как это я наблюдал из окна, на напоровшегося капрала из «дейчмейстеров». Акогда я приказал вас позвать, вы дали волю своей кадетской фантазии и понесливсякий вздор. Я, мол, пошёл убедиться, не ведётся ли около напоротого капралакакой-либо агитации…

— Осмелюсь доложить, ординарец одиннадцатой роты Швейк…

— Оставьте меня в покое с вашим Швейком! —закричал капитан Сагнер. — Не думайте, кадет Биглер, что вам здесь удастсяразводить интриги против поручика Лукаша. Мы послали туда Швейка… Вы так наменя смотрите, словно я к вам придираюсь. Да… я придираюсь к вам, кадет Биглер…Если вы не уважаете своего начальника, стараетесь его осрамить, то я вам устроютакую службу, что вы, кадет Биглер, долго будете помнить станцию Раб.Хвастаться своими теоретическими познаниями… Погодите, вот только прибудем нафронт… Тогда я пошлю вас в офицерскую разведку за проволочные заграждения… Акак вы рапортуете? Да я и рапорта от вас не слышал, когда вы вошли… Дажетеоретически, кадет Биглер…

— Осмелюсь доложить, господин капитан,[191]что вместо ста пятидесяти граммов венгерской колбасы солдаты получили по двеоткрытки. Пожалуйста, господин капитан…

Биглер подал командиру батальона две открытки, изданныедирекцией венского военного архива, начальником которого былгенерал-от-инфантерии Войнович. На одной стороне был изображён русский солдат,бородатый мужик, которого обнимает скелет. Под карикатурой была подпись: «DerTag, an dem das perfide Rusland krepieren wird, wird ein Tag der Erlösungfür unsere ganze Monarchie sein»[192] Другая открыткабыла сделана в Германской империи. Это был подарок германцев австро-венгерскимвоинам. На верху открытки было напечатано: «Viribus unitis»[193]ниже помещалась картинка — сэр Грей на виселице: внизу под ним весело отдают честьавстрийский и германский солдаты. Под картинкой стишок из книжки Грейнца«Железный кулак» — весёлые куплеты о наших врагах. Германские газеты отмечали,что стихи Грейнца хлёстки, полны неподдельного юмора и непревзойдённогоостроумия. Текст под виселицей в переводе: