В душе он смеялся над капитаном Сагнером, который тогда, впоезде, грозился послать его резать проволочные заграждения. Впрочем, капитанСагнер вместе с поручиком Лукашем уже давно, согласно его — Биглерапредложению, были переведены в другой полк, в другую дивизию, в другойармейский корпус.

Кто-то ему даже рассказывал, что оба они, удирая от врага,позорно погибли в каких-то болотах. Когда он ехал в автомобиле на позиции дляинспектирования участка своей бригады, для него всё было ясно. Собственно, онпослан генеральным штабом армии.

Мимо идут солдаты и поют песню, которую он читал в сборникеавстрийских песен «Es gilt»:[202]

Halt euch brav, ihr tapf'ren Brüder,

werft den Feind nur herzhaft nieder?

last des Kaisers Fahne weh'n… i[203]

Пейзаж напоминает иллюстрации из «Wiener IllustrierteZeitung».[204]

На правой стороне у амбара разместилась артиллерия. Онаобстреливает неприятельские окопы, расположенные у шоссе, по которому он едет вавтомобиле. Слева стоит дом, из которого стреляют, в то время как неприятельпытается ружейными прикладами вышибить двери. Возле шоссе горит вражескийаэроплан. Вдали виднеются кавалерия и пылающие деревни. Дальше, на небольшойвозвышенности, расположены окопы маршевого батальона, откуда ведётся пулемётныйогонь. Вдоль шоссе тянутся окопы неприятеля. Шофёр ведёт машину по шоссе всторону неприятеля. Генерал орёт в трубку шофёру:

— Не видишь, что ли, куда едем? Там неприятель.

Но шофёр спокойно отвечает:

— Господин генерал, это единственная приличная дорога.И в хорошем состоянии. На соседних дорогах шины не выдержат.

Чем ближе к позициям врага, тем сильнее огонь. Снарядырвутся над кюветами по обеим сторонам сливовой аллеи. Но шофёр спокойнопередаёт в трубку:

— Это отличное шоссе, господин генерал! Едешь как помаслу. Если мы уклонимся в сторону, в поле, у нас лопнет шина… Посмотрите,господин генерал! — снова кричит шофёр. — Это шоссе так хорошопостроено, что даже тридцатисполовинойсантиметровые мортиры нам ничего несделают. Шоссе словно гумно. А на этих каменистых просёлочных дорогах у нас былопнули шины. Вернуться обратно мы также не можем, господин генерал!

«Дз-дз-дз-дзум!» — слышит Биглер, и автомобиль делаетогромный скачок.

— Не говорил ли я вам, господин генерал, — орётшофёр в трубку, — что шоссе чертовски хорошо построено. Вот сейчас совсемрядом разорвалась тридцативосьмисантиметровка, а ямы никакой, шоссе как гумно.Но стоит заехать в поле — и шинам конец. Теперь по нас стреляют с расстояниячетырёх километров.

— Куда мы едем?

— Это будет видно, — отвечал шофёр, — покашоссе такое, я за всё ручаюсь.

Рывок! Страшный полёт, и машина останавливается.

— Господин генерал, — кричит шофёр, — есть увас карта генерального штаба?

Генерал Биглер зажигает электрический фонарик и видит, что унего на коленях лежит карта генерального штаба. Но это морская картагельголандского побережья 1864 года, времён войны Пруссии и Австрии с Данией заШлезвиг.

— Здесь перекрёсток, — говорит шофёр, — обедороги ведут к вражеским позициям. Однако для меня важно только одно — хорошеешоссе, чтобы не пострадали шины, господин генерал… Я отвечаю за штабнойавтомобиль…

Вдруг удар, оглушительный удар, и звёзды становятсябольшими, как колёса. Млечный Путь густой, словно сливки.

Он — Биглер — возносится во вселенную на одном сиденьес шофёром. Всё остальное обрезано, как ножницами. От автомобиля остался толькобоевой атакующий передок.

— Ваше счастье, — говорит шофёр, — что вы мнечерез плечо показывали карту. Вы перелетели ко мне, остальное взорвалось. Этобыла сорокадвухсантиметровка. Я это предчувствовал. Раз перекрёсток, то шоссени черта не стоит. После тридцативосьмисантиметровки могла быть толькосорокадвухсантиметровка. Ведь других пока не производят, господин генерал.

— Куда вы правите?

— Летим на небо, господин генерал, нам необходимосторониться комет. Они пострашнее сорокадвухсантиметровок.

— Теперь под нами Марс, — сообщает шофёр последолгой паузы.

Биглер снова почувствовал себя вполне спокойным.

— Вы знаете историю битвы народов под Лейпцигом? —спрашивает он. — Фельдмаршал князь Шварценберг четырнадцатого октябрятысяча восемьсот тринадцатого года шёл на Либертковице, шестнадцатого октябряпроизошло сражение за Линденау, бой генерала Мервельдта. Австрийские войсказаняли Вахав, а когда девятнадцатого октября пал Лейпциг…

— Господин генерал, — вдруг перебил егошофёр, — мы у врат небесных, вылезайте, господин генерал. Мы не можемпроехать через небесные врата, здесь давка. Куда ни глянь — одни войска.

— Задавите кого-нибудь, — кричит он шофёру, —сразу посторонятся!

И, высунувшись из автомобиля, генерал Биглер орёт:

— Achtung, sie Schweinbande![205] Вотскоты, видят генерала и не подумают сделать равнение направо!

Шофёр его успокаивает:

— Это им нелегко, господин генерал: у большинстваоторваны головы.

Генерал Биглер только теперь замечает, что толпа состоит изинвалидов, лишившихся на войне отдельных частей тела: головы, руки, ноги.Однако недостающее они носят с собой в рюкзаке. У какого-то праведногоартиллериста, толкавшегося у небесных врат в разорванной шинели, в мешке былсложен весь его живот с нижними конечностями. Из мешка какого-то праведногоополченца на генерала Биглера любовалась половина задницы, которую ополченецпотерял под Львовом.

— Таков порядок, — опять поясняет шофёр, проезжаясквозь густую толпу, — вероятно, они должны пройти высшую небеснуюкомиссию.

В небесные врата пропускают только по паролю, которыйгенерал Биглер тут же вспомнил: «Fur Gott und Kaiser».[206]