Ключ: Ludwig Ganghofer «Die Sünden der Väter»,zweiter Band. Извольте проследить дальше. Шифр «Sache — rnit — uns — das — wir— aufsehen — in — die — versprachen — die — Martha». Точно, слово в слово тосамое, что мы слышали минуту назад.

Возразить было нечего. Сопливое «крыло аиста с рыбьимхвостом» было абсолютно право. В штабе армии один из генералов облегчил себеработу: нашёл книгу Флейснера о военных шифрах, и дело с концом.

Пока всё это выяснялось, поручик Лукаш старался поборотьнеобъяснимое душевное волнение. Он кусал себе губы, хотел что-то возразить и,наконец, сказал, но совсем не то, что намеревался сказать сначала.

— Не следует всё это воспринимать трагически, —произнёс он в каком-то странном замешательстве. — За время нашегопребывания в лагере у Брука-на-Лейте сменилось несколько систем шифровки депеш.Пока мы приедем на фронт, появятся новые системы, но думаю, что там вовсе не останетсявремени на разгадывание подобной тайнописи. Прежде чем кто-нибудь из нас успеетрасшифровать нужный пример, ни батальона, ни роты, ни бригады не будет и впомине. Практического значения это не имеет!

Капитан Сагнер нехотя согласился.

— Практически, — подтвердил он, — по крайнеймере, что касается моего опыта на сербском фронте, ни у кого не хватало временина расшифровку. Это не значит, конечно, что шифры не имеют значения во времяпродолжительного пребывания в окопах, когда мы там засели и ждём. Что жекасается частой смены шифров, это тоже верно. Капитан Сагнер одну за другойсдавал свои позиции. — Главная причина того, что теперь при передачеприказов из штаба на позиции всё меньше и меньше пользуются шифрами,заключается в том, что наши полевые телефоны недостаточно совершенны и неяснопередают, особенно во время артиллерийской канонады, отдельные слоги. Выабсолютно ничего не слышите, и это вносит ещё большую путаницу.

— Замешательство — самое скверное, что может быть нафронте, господа, — пророчески изрёк он и опять умолк. — Черезминуту, — снова заговорил капитан, глядя в окно, — мы будем в Рабе.Meine Herren! Солдаты получат здесь по сто пятьдесят граммов венгерскойколбасы. Устроим получасовой отдых. — Он посмотрел на маршрут. — Вчетыре двенадцать отправление. В три пятьдесят восемь — все по вагонам.Выходить из вагонов по ротам: одиннадцатая и т. д. Zugsweise, DirektionVerpflegsmagazin № 6.[185] Контроль при выдаче ведёткадет Биглер.

Все посмотрели на кадета Биглера, словно предупреждая:«Придётся тебе, молокосос, выдержать здоровый бой».

Но старательный кадет достал из чемоданчика лист бумаги,линейку, разлиновал бумагу, разграфил лист по маршевым ротам и начал спрашиватьофицеров о численном составе их рот; однако ни один из командиров не знал этоготолком, — они могли дать требуемые цифровые данные только приблизительно,пользуясь какими-то загадочными пометками в своих записных книжках.

Капитан Сагнер с отчаяния принялся читать злополучную книгу«Грехи отцов». Когда поезд остановился на станции Раб, он захлопнул её изаметил:

— Этот Людвиг Гангофер неплохо пишет.

Поручик Лукаш первый выпрыгнул из штабного вагона инаправился к Швейку.

* * *

Швейк и его товарищи давно уже кончили играть в карты, аденщик поручика Лукаша Балоун почувствовал такой голод, что начал бунтоватьпротив военного начальства и разорялся о том, что ему прекрасно известно, какобъедаются господа офицеры. Теперь хуже, чем при крепостном праве. В старину навоенной службе было не так. Ещё в войну шестьдесят шестого года офицеры, какрассказывал ему дедушка, живший на содержании у своих детей, делились ссолдатами и курицей, и куском хлеба. Причитаниям Балоуна не было конца, и Швейксчёл нужным похвалить военные порядки и нынешнюю войну.

— Уж очень молодой у тебя дедушка, — добродушноулыбаясь, начал он, когда приехали в Раб. — Твой дедушка помнит тольковойну шестьдесят шестого года, а вот дедушка моего знакомого Рановского служилв Италии ещё при крепостном праве. Отслужил он там двенадцать лет и вернулсядомой капралом. Работы для него не находилось. Так вот, этого дедушку нанял егоже отец. Как-то раз поехали они на барщину корчевать пни. Один пень, как намрассказывал тот дедушка, работавший у своего тятеньки, был такой здоровенный,что его не могли с места сдвинуть. Ну, дед и говорит: «Оставим эту сволочьздесь. На кой мучиться?» А лесник, услышав это, стал орать и замахнулся на негопалкой: «Выкорчевать пень, и всё тут». Капрал и сказал-то ему всего-навсего:«Ты молокосос, я старый отставной солдат», — а уже через неделю получилповестку и опять должен был явиться для отбывания воинской повинности в Италии.Пробыл он там ещё десять лет и написал домой, что, когда вернётся, трахнетлесника по голове топором. По счастью, лесник умер раньше своей смертью.

В этот момент в дверях вагона появился поручик Лукаш.

— Швейк, идите-ка сюда! — сказал он. —Бросьте ваши глупые разглагольствования, лучше разъясните мне кое-что.

— Слушаюсь, иду, господин обер-лейтенант.

Поручик Лукаш увёл Швейка с собой. Взгляд, которым оннаградил его, не предвещал ничего хорошего.

Дело заключалось в том, что во время позорно провалившейсялекции капитана Сагнера поручик Лукаш, сопоставив факты, нашёл единственновозможное решение загадки. Для этого, правда, не пришлось прибегать к особосложным умозаключениям, так как за день до отъезда Швейк рапортовал Лукашу:«Господин обер-лейтенант, в батальоне лежат какие-то книжки для господофицеров. Я принёс их из полковой канцелярии».

Когда Лукаш и Швейк перешли через второй путь и остановилисьу погашенного локомотива, который уже неделю дожидался поезда с боевымиприпасами, Лукаш без обиняков спросил:

— Швейк, что стало с этими книжками?

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, это оченьдлинная история, а вы всегда изволите сердиться, когда я рассказываю подробно.Помните, вы разорвали официальное отношение касательно военного займа и хотелимне дать подзатыльник, а я на это вам рассказал, что в одной книжке былонаписано, как прежде, во время войны, люди платили с окна: за каждое окнодвадцать геллеров и с гуся столько же…

— Этак, Швейк, мы с вами никогда не кончим, —прервал поручик. Он заранее решил вести допрос так, чтобы этот прохвост Швейксамого важного не узнал и не мог этого использовать. — Знаете Гангофера?

— Кто он такой? — вежливо осведомился Швейк.

— Немецкий писатель, дурак вы этакий! — обозлилсяпоручик Лукаш.