– Давай, – согласился Бахрушин. – Только не сию минуту,ладно? Сию минуту я не могу.

– Ты не один, да? – догадалась сообразительная Алина. –Ладно, тогда после эфира.

Бахрушин кинул телефон на газеты и посмотрел на Песцова.

– Откуда она узнала, что я здесь?!

– Кто?! – оторопел Бахрушин. – Храброва? Как она могла…узнать?

– Вот именно – как?!

Бахрушин моргнул.

– Ну, ладно, Паш, все! У меня то ли Афган, то ли Чечня, аДмитрий Юрьевич нам всем только что объяснил про взвешенную политику и про то,что выборы на носу!

– Почему она позвонила именно сейчас?!

– Потому что они программу верстают! Именно сейчас!

– Но откуда она узнала, что я у тебя в кабинете?!

– Да она не знала, она просто так позвонила!

– Храброва?! Просто так?! Леша, она ничего и никогда неделает просто так! И Баширов ей деньги не за “просто так” ссужает, а заопределенные услуги!

– Ну, конечно, за услуги, а как же иначе, – пробормоталБахрушин, незаметно придвигая к себе папку с надписью “Управление делами” накрышке. Папка была очень пухлая, вся разлезшаяся какая-то. – И я даже знаю, за какие.

– Да я тебе не говорю, что она проститутка!.. И не за это оней платит, а за информацию!

– А-а, – протянул Бахрушин, – то есть она Ахмету Салмановичустучит. А он передает ей агентурные данные о том, что ты у меня в кабинете. Тычто, Паша?

С ума сошел?

Песцов поднялся, прорабским движением отряхнул колени ипосмотрел на Бахрушина. Кажется, с сожалением.

– Ну, как хочешь, Алексей. Я тебя предупредил.

– Спасибо, – пробормотал Бахрушин, справа налевоперекладывая в папке бумаги.

Песцов вышел, дверь прикрыл осторожненько, и сразузатрезвонил аппарат на столе. Бахрушин помедлил и нажал кнопку.

– Алексей Владимирович, к вам Наталья Ивановна и Шехов изпресс-службы заходил.

– Петровскую попроси через час, а если Шехов перезвонит,соедини.

– Хорошо. Кофе?

Бахрушин кивнул, и хотя секретарша не могла его видеть, онбыл уверен – поняла. Он держал сотрудников, которые понимали его не то чтобыдаже без слов, но иногда и без взглядов.

В кабинете висел дым, от которого слезились глаза и сохло ворту.

Нужно бросать курить. Добром это не кончится.

Бахрушин отлично знал, что курить ни за что не бросит.

Он отшвырнул в сторону негнущиеся полоски жалюзи, дотянулсяи открыл окно. Полоски ерзали по затылку и воротнику рубахи.

С улицы дохнуло холодом, запахом дождя и мокрого асфальта.Сквозняк дернул раму, которая глухо стукнула.

– Кофе, Алексей Владимирович?

– Спасибо, Марина.

Она дошла до двери и остановилась, с сомнением глядя в егосторону.

– Что ты? Вопрос? Ответ? Замечания?

Она улыбнулась.

– Зря вы окно открыли. Холодно на улице.

– Лучше холодно, но чтоб дышать, Марина. Или ты думаешь, уменя жабры?

Как все хорошие секретарши, Марина боготворила своего шефа –в пределах разумного, конечно.

– Давайте я закрою окно и включу кондиционер.

Бахрушин решительно не хотел никакого кондиционера. Онхотел, чтобы было холодно, дождь шелестел и пахло мокрым асфальтом.

– Спасибо, не надо.

По тону она моментально поняла, что он хочет, чтобы егооставили в покое, и убралась за матовую дверь – у всех в компании были такиематовые двери, высший класс и суперлюкс, почему-то напоминавшие Бахрушинумедпункт в пионерском лагере.

Он походил по кабинету, снял очки, сунул на полку и потерглаза.

Что это такое? Вот только сейчас – это что такое было? ПашаПесцов не был похож на сумасшедшего, и Леша Бахрушин вроде пока тоже… Он поймалсвое отражение в стекле – нет, не похож. Физиономия, конечно, малостьперекошенная – от сигарет и судьбоносного разговора, но все же… довольновменяемая.

Итак.

Паша Песцов позвонил ему полчаса назад и намекал на то, чтоу него “не телефонный разговор”. Потом пришел и решительно поинтересовался,зачем Бахрушин взял на работу Храброву. В том, что Алина работает в “Новостях”на втором канале, не было никакой тайны – она благополучно выходит в эфиркаждый вечер.

Ее выпуск в двадцать ноль-ноль, самый прайм, ничего“праймее” быть не может. Тем не менее Паша почему-то счел разговор “нетелефонным” и пришел “лично”.

Паше не может и не должно быть никакого дела до информации –и не было никогда, по крайней мере, Бахрушин никогда Пашиного интереса к своимделам не замечал.

С кем он мог разговаривать про Храброву? Кто недоволен?!

Бахрушин вполне допускал, что недовольны все – собственно,кто будет доволен тем, что тебе на голову сел конкурент, да не просто сел, аотлично и удобно устроился – свесил ножки, угнездился, пристроил задницу какследует?! Алину взяли сразу руководителем программы и ведущей, и всем былопонятно, что ведет она лучше всех и как руководитель программы тоже вполне сносна– значит, остальные что?.. Правильно, остальные хуже! И рейтинги вниз, илетучки, и собрания, и Бахрушин зол, как черт, и сменные редакторы каждуюнеделю по-новому молчат, потому что по-старому молчать не получается – изоскорбленных чувств.

Ну и что? Да ничего, собственно. Через полгода всепривыкнут. Через год она станет неотъемлемой частью жизни канала.

Ее полюбят операторы, которые пока ее не любят и снимаюткое-как, – но она так хороша собой и телегенична, что ее трудно сильноиспортить. Кроме того – она всегда так сама о себе говорила, – Алина Храбровавсегда отличалась от других своей “крайней вменяемостью”. На прошлой неделе наочередном собрании коллектива смотрели запись какого-то эфира, где онавыглядела скверно, – и понятно было, что просто “так сняли”, плохо, гадко.Специально так сняли. Бахрушин бесился, а Храброва – ничего. Посмеялась, увидавчучело в кадре, подмигнула шефу операторов, оставшемуся вместо Ники Беляева, –шеф немедленно отворотился в угол, – и все дела.

Жаль, что ушел Беляев. Он умеет снимать – главный оператор“Новостей” как-никак.

После операторов ее полюбят редакторы – потому что онаграмотная, а все редакторы это любят. И еще потому, что она делает за них почтивсю работу, такое у нее представление о своих обязанностях, а это всегдаприятно и как-то вдохновляет!