– Да нет, старик, – сказал генеральный тоскливо.

Он пил водку, и лицо у него было несчастным, как будто питьему не хотелось, а кто-то нарочно в него вливал. – Ты не беспокойся. Политикиникакой.

– А экономика?

– Что значит – экономика?

– Ты сколько ей платил? Миллион долларов в год?

– Ты что, старик, – обиделся продюсер, – у нас миллион самзнаешь, кто получает…

– Больше или меньше?

– Да ладно, – окончательно оскорбился продюсер, – что ты,смеешься надо мной, что ли!

Бахрушин не смеялся, но должен был выяснить все до конца.Алина Храброва, если бы только все сложилось, стала бы бесценным приобретениемдля канала – бесценным, но все же не на миллион долларов!

– Если экономики и политики никакой, тогда что?

Личная жизнь?

– А вот тут я тебе, старик, ничем помочь не могу.

Бахрушин смотрел, как генеральный морщится, опрокидывая всебя водку, длинно и продолжительно глотает и морщится еще больше.

– Почему? Все так секретно? Или так… высоко?

– Да я не знаю, правда, Леш! Вот те крест! – и продюсерразмашисто перекрестился, покосившись на рюмку. – Из наших она ни с кем… неспит, это точно, я бы знал. Любовь-морковь если только на стороне какая-нибудь,не на работе. Говорят, муж ее кинул, или она его кинула, но вряд ли из-за мужаона стала бы работу менять…

Конечно, быстро подумал Бахрушин, что там муж – работа,работа, работа страсть моя, как в пьесе Сергея Михалкова! Какой муж – или какаяжена! – сравнится с ней!

– А кто муж?

– А никто. Бизнесменчик какой-то, что ли. Или журналистик,но не из наших.

Бахрушин навел еще кое-какие справки, поговорил там и сям –и Алина уже полтора месяца работала в “Новостях” на втором канале.

Алексей решительно не понимал, какое дело Паше Песцову,директору развлекательной дирекции, до Алины Храбровой?

Погружаясь в пучину срочных бумаг, он мельком подумал, чтосегодня должно быть “прямое включение” из Кабула – “прямое включение” его жены.Он только так и мог об этом думать – мельком.

Когда же это кончится, черт побери все на свете!

Никогда. Никогда.

– Алексей Владимирович, Зданович на третьей линии.Поговорите?

– Да.

– Леш, привет.

– Привет.

– Мы сегодня даем Грозный или хватит Афгана?

– Хороший вопрос, – пробормотал Бахрушин.

Грозный или Афган? Там война и тут война. Там беда и тутбеда.

Только вчера на совещании в Минпечати всесильный, великий имогучий Дмитрий Юрьевич Потапов тихим голосом интеллигента и недотепы говорил о“балансе плохих и хороших новостей”, о преобладании “чернухи”, о том, что“народ устал” и ему, народу то есть, надо что-нибудь повеселее, поживее,полегче!..

Евгений Петросян и передача “Шутка юмора” – то, что надо!Только вот как это с информацией совместить, министр не объяснил. Наверное,забыл, а может – о, ужас! – и сам не знал.

– Леш, ну чего?..

– А что там в Грозном?

– Да все то же. Нового ничего.

– Что в Грозном сегодня. Костя? – чуть настойчивее спросилБахрушин, и Костя послушно зашелестел бумажками и забубнил.

– Можно к тебе, Алексей?

– Да, заходи, Паша.

Главный сменный редактор все бубнил. Пока он бубнил,Бахрушин принял решение.

– Кость, давай так. Значит, в свете новых установок Грозныйпусть идет сообщением. Храброва прочтет, и все. А из Кабула сюжет.

– Ладно.

Бахрушин помолчал немного. Песцов прямо у него перед носомвозился в кресле, доставал сигареты.

Мешал.

– Связи так и нет?..

Он отлично знал, что нет.

– Леш…

– Да, все понятно. Пока. На эфир я приду.

Бахрушин пристроил трубку на многокнопочный телефон и стоской посмотрел на бумаги – с утра не убавилось нисколько.

– Меня тоже писанина замучила, – Песцов сочувственно кивнулна стол. – Пишем и пишем, писатели!..

Говорят, что у нас канал плохой. А когда нам каналомзаниматься, если мы вон… пишем!

– Все каналы плохие, Паша. Один только и есть хороший.“Евроспорт” называется.

– Это точно.

Помолчали, порассматривали каждый свою сигарету – довольноглубокомысленно. Бахрушин твердо знал, что первым никаких расспросов не начнет– он Песцова не звал, тот сам напросился, пусть теперь и объясняет, зачем.

Песцов еще покурил и посмотрел на Бахрушина.

– Ну? – спросил тот. – И что ты хотел узнать?

– Леш, ты… хорошо все прикинул, когда Храброву на эфир брал?

Бахрушин ничего не понял.

– Ну… да. А что?

– Да ничего такого, конечно, но… шут ее знает. Она почему счетвертого ушла?

– А в чем дело?

– Да ни в чем, только до меня слухи дошли, что… обижаютсянекоторые.

– Кто это… некоторые?

– Да наши ведущие, которые у нас уже много лет работают.Говорят, Бахрушин взял звезду, потому что у канала рейтингов никаких нет, атеперь будут… из-за нее.

– А это плохо? – уточнил Бахрушин.

Песцов помолчал:

– Что плохо?

– Ну, что у нас рейтинги будут?

– Да не о них речь, а о том, что она так себе ведущая-то,раскрученная только, а на самом деле ничего особенного. И говорят, что ты еевзял на какие-то бешеные бабки и теперь…

– И теперь она со мной спит, – подсказал Бахрушин скучнымголосом, взял карандаш, постучал им по столу и посмотрел на место, по которомутолько что постучал. – А с моей женой в Афганистане в это время спит Беляев. Акогда жена прилетит, мы будем спать втроем. Нет, вчетвером. С Беляевым. Ты этомне хотел рассказать?

Песцов смотрел на шефа информации с изумлением, а тот всепостукивал карандашом, и непонятно было, почему постукивает.

– Леш, ты что? Обиделся?

– Если бы я на такие вещи обижался, Паша, меня бы давноперевели в народное хозяйство, как один мой приятель говорит.