Ники из поисков моментально выключился – флиртовал сприбывшими француженками. То, что они только прилетели, было видно за версту –ухоженные гладкие лица, чистенькие джинсики, косыночки, шарфики, маникюр иобщая радость жизни. По сравнению с ними Ольга моментально почувствовала себягрязной оборванной старухой. Все вместе они весело и не правильно говорилипо-английски, ибо Ники по-французски вовсе не говорил, а она, всеми забытая ипокинутая, двинулась дальше искать свою посылку.

Именно так она о себе и думала в данный момент – покинутая изабытая.

После нескольких бесцельных заходов в заполненные людьмитесные комнатенки с голыми стенами и неизменными циновками на серых глиняныхполах посылка нашлась. Ее прислала какая-то неизвестная Валя из Парижа. Ольгапонятия не имела, что это за Валя и откуда она взялась. К коробке прилагалосьписьмецо в длинном конверте, и Ольга села прямо на пол в людном коридоре, чтобыпрочесть его как можно скорее.

Бумажка была хрусткая и беленькая, похожая на тех самыхфранцуженок, и еще добавила Ольге уныния.

“Оленька, – было набрано стандартным компьютерным шрифтом, –я узнала, что ты в Афганистане.

Мне сказал Рене Дижо, с которым ты в прошлом году летала вПхеньян. Я очень за тебя волнуюсь. Робер улетает в Кабул, и я решила с нимотправить тебе небольшую посылку. Здесь все, что ты любишь, а на кассете нашпоследний выходной в Довиле, помнишь? Я не знаю, можно ли передавать черезграницу кассеты, но даже если она пропадет, не беда, у нас есть копия.Возвращайся скорее и немедленно позвони мне, как только появишься в Москве, ябеспокоюсь о тебе. Валя Сержова. Сто лет не виделись!”

Ольга дочитала до того, что они так долго не виделись, истала читать сначала. Дочитала и опять начала, Тут в коридор влетел Ники. Очевидно,у француженок обнаружились какие-то дела, сам бы он от них ни за что не отстал– Казанова чертов!..

Он пробежал глазами толпу, Ольгу не заметил и рванул былодальше, но вернулся – попятился, вытягивая шею, споткнулся, чуть не упал,толкнул толстого дядьку в оранжево-желтом одеянии буддийского монаха ипробормотал почему-то:

– Пардон, мадам.

– Какая я тебе мадам! – возмутился дядька по-русски. –Мадам!.. Осатанели все!

– Ты чего тут сидишь? – спросил Ники у Ольги.

– А где мне сидеть?

– Где посылка?

Ольга кивнула на белую коробку, и Ники моментально подхватилее – должно быть, чтоб не сперли.

Посылка была довольно тяжелой.

– А что там есть? – Одной рукой Ники держал коробку, адругой пытался подковырнуть крышку, чтобы посмотреть. Вдруг там и вправдуколбаса, или чай, или ветчина в большой розовой банке, или…

– Там кассета о нашем последнем дне в Довиле.

Ники перестал ковырять крышку и снизу вверх мотнул головой,спрашивая – ты о чем?

– О… каком дне в Довиле?..

– Последнем. Ты что, не слышал?

Ольга поднялась и отряхнула пыльные ладони о пыльные джинсы.

– Пошли, Ники.

– Дай почитать.

Он выхватил у нее письмо, пробежал глазами, сунул ей обратнои перехватил коробку.

– Ну и что тебя смущает? Письмо как письмо. Видишь, она вбеспокойстве. Ребят нашла, чтобы они тебе ящичек передали. Слушай, а когда ты вПхеньян летала?..

Пропустив вперед каких-то молодых мужиков в камуфляже, онивыбрались во всегда запруженный народом двор Евровидения и зашагали к “роверу”.

– Ольга!

– А?..

– Что-то я забыл про Пхеньян.

Они остановились возле машины, и Ники поставил коробку накапот. Ольга посмотрела на него.

– Ники, я никогда не летала в Пхеньян. Я никогда не была вДовиле. Понятия не имею, что это за “последний день”. Чушь какая-то.

Ники почесал руку, а потом шею.

– Ну, черт его знает… Может, ты забыла просто…

– Ники, ты когда вернулся из Сердобска?

Он сверху глянул на нее и пожал необъятными плечами.

– Ну да. Ты не была в Пхеньяне, а я не был в Сердобске. Тыточно знаешь, и я точно знаю. Логично.

Она полезла в машину, а Ники затолкал посылку на заднеесиденье и плюхнулся рядом с Ольгой.

– Давай только сразу посмотрим, что там, – попросил онжалобно и запустил двигатель.

Ольга рассеянно кивнула.

Он сдал назад, дернул рычаг и стал осторожно выбираться измноголюдного двора.

– Ну, и что это за Валя? Откуда ты ее знаешь?

– Ники, – сказала Ольга, помолчав секунду. – Я не знаюникакой Вали.

* * *

– Алексей Владимирович, Песцов на второй линии.

Поговорите?

Бахрушин читал бумаги и не сразу сообразил, кто и чего отнего хочет. Он некоторое время смотрел на огромный плазменный экран, в которомбез звука шел сериал про хороших бандитов и плохих ментов – краса и гордостьнынешнего сезона, – потом перевел взгляд на свой мобильный телефон, а после населектор.

– Алексей Владимирович?..

– Да, – сказал он, сообразив. – Поговорю.

Разговор был не слишком приятным, но тянуть с ним Бахрушинне стал – он никогда не тянул с трудны-, ми вопросами, предпочитал решать ихбыстро и часто из-за этого попадал в ловушку. Для некоторых трудных вопросовтребовалось время, и больше того, по прошествии этого самого времени их можнобыло вовсе не решать. Он знал это и все равно предпочитал не тянуть.

Песцов был “директором дирекции развлекательных программ” –вот как красиво и благозвучно называлась его должность! – и хлопотал о деле, вкоторое Бахрушину ввязываться не хотелось. Бахрушин должен был или сию жеминуту сказать, что он Песцову не помощник и не соратник, или, наоборот, взятьна себя все его проблемы.

– Алексей?

– Здравствуй, Паша.

– Ну, как там Ольга?

Бахрушин помолчал – дежурный вопрос, должен последоватьдежурный ответ.

– Все нормально, спасибо, Паша.

– Я вчера в восьмичасовом выпуске видел ее. Материал былхороший.

– Хороший, – согласился Бахрушин. Зажигалка лежала далеко, ион рассматривал стол, соображая, чем бы ее подцепить. Попалась газета“Коммерсант”, и Бахрушин подцепил ей.

– А снимал кто?