Степаниде было жутко приятно это слышать.

— Они мне тоже понравились, — ответила она. —Спасибо вам, тетя Липочка.

— Не за что. Я рада, что все довольны. И им хорошо, итебе тоже. Ну как ты там одна, не голодаешь?

— Да что вы! Мне тут Матильда наготовила… И вообще, я жне маленькая.

— Да большая, большая, от горшка два вершка! —засмеялась тетя Липа. — Все вы нынче невесть какие самостоятельные чуть нес пеленок. Ну, если вдруг возникнут какие-то трудности, звони, не стесняйся.

— Спасибо. Обязательно.

«Сколько все-таки хороших людей, — подумалаСтепанида. — Хотя и дряни всякой тоже хватает, куда денешься».

Прошло несколько дней. Степанида каждый день бегала к ЮлииАрсеньевне, и они подружились. Девочка с нетерпением ждала, когда можно будетпойти туда, и с не меньшим нетерпением ждала ее Юлия Арсеньевна.

Натку Истомину Степанида видела только в школе. Она всякийраз спрашивала, как здоровье Наткиной мамы. Та отвечала, что немного лучше. Апро картину Сислея они больше не говорили. Да и что говорить, если все впорядке?

Но вот однажды вечером дома у Степаниды раздался телефонныйзвонок.

— Степа, послушай! — узнала она Наткинголос. — Я не знаю, как мне быть…

— Натка, что стряслось?

— Понимаешь, я звоню Алке, а ее нет дома, тогда ярешила тебе позвонить, ты говорила, что…

Степанида почувствовала, что Натка страшно взволнована.

— Степочка, мне сейчас позвонил один папин знакомый ипопросил разрешения привести к нам одного иностранца, француза, чтобы показатьему картину! Я не знаю, что мне делать.

— А что ты ему сказала?

— Пока ничего… То есть я сказала, что должна спроситьразрешения у мамы…

— А твоя мама этого человека знает?

— Знает, конечно.

— Но тогда… Может быть, она разрешит.

— Она-то, скорее всего, разрешит, но ведь она ничего незнает про тот случай…

— Натка, но мы же вроде пришли к выводу, что ничего небыло?

— Степ, но я же не сумасшедшая.

— Значит, все-таки картинка пропадала?

— Значит, пропадала…

— Тогда сделай так — скажи этому дядьке, что мама тебене позволила никого приводить в квартиру в ее отсутствие. А кстати, он знает,что твоя мама в больнице?

— Знает, да.

— А на фиг тому французу вашу картину смотреть? Чегоему так приспичило?

— Ну, он, кажется, какой-то специалист поимпрессионистам, а тут неизвестная картина Сислея…

— А откуда же он про нее узнал? От этого дядьки,который тебе звонил?

— Наверное. Откуда же еще?

— Что-то мне это не нравится. Знаешь что, Натка, а утебя из взрослых никого нет, с кем ты могла бы посоветоваться, кроме мамы,чтобы ее не волновать?

— Нет, никого…

— А вообще-то, Натка, думаю, ничего опасного тут нет!

— Почему ты так думаешь?

— Но ведь он к тебе открыто обратился с просьбой, иесли бы что-то случилось, вы бы все сразу на него подумали… Он тебе не велелдержать ваш разговор в тайне, никому про него не говорить?

— Нет.

— Вот видишь! Смело спроси у мамы разрешения, ничего неговоря про тот случай, и если она разрешит, то…

— А если нет?

— Знаешь, чтобы не мучиться, просто скажи ему, что мамане разрешила. И все дела. Мол, когда она выйдет из больницы или когда папа твойприедет, пожалуйста, а пока ты одна, она не разрешает. И все дела!

— Ты думаешь?

— А чего тут думать? Это же проще всего.

— А если мама узнает, что я ему наврала?

— Думаешь, он побежит к ней в больницу на тебядоносить? С какой стати? И потом, никто же, кроме нас, не знает, что с этойкартиной что-то было… Нет, Натка, тут все чисто. И маму не стоит по такимпустякам беспокоить. Да это же только нормально, если мама не хочет, чтобы к еедочке являлись какие-то неизвестные французы.

— Да, кажется, ты права, Степка. Мне такой выход оченьнравится. Честно говоря, мне как-то страшновато было бы…

— Тем более. Но мне все же интересно, что он тебе наэто скажет?

— А какое это имеет значение?

— Ну, если скажет — очень жаль, но ничего не поделаешь,это одно, а вот если начнет на тебя давить…

— Тогда что?

— Тогда… Тогда надо будет им поинтересоваться. Авообще-то он кто? Художник?

— Ну вроде… Дизайнер.

— А как его зовут?

— Филипп Аркадьевич.

— Он у вас в доме бывал?

— Сколько раз! Степка, ты его уже в чем-топодозреваешь? Зря!

— Почему?

— Потому что, если бы у него были ключи, он мог быспокойно привести хоть пять французов, когда я в школе или в больнице!

— Нат, ну что ты городишь? Я ведь не сказала, что онтогда брал твою картинку! Он, скорее всего, к этому вообще отношения не имеет!Но просто… Осторожность в таком деле не помешает! Поняла?

— Поняла. Значит, как я с ним поговорю, так перезвонютебе, да?

— Именно. Ты сама ему звонить будешь?

— Да, но только завтра вечером, после больницы.

— Отлично. Договорились. А фамилию этого ФилиппаАркадьевича ты знаешь?

— Знаю. Пешнев. А тебе зачем?

— Просто так, из любопытства.

На следующий вечер Наташа позвонила снова.

— Ну что? — сразу спросила Степанида. — Чтоон сказал?

— Обиделся жутко! Возмущался! Он порядочный человек, аего черт знает в чем подозревают, и вообще, он не понимает такого отношения кдрузьям, и все такое. А потом вдруг стал ласковый-ласковый и говорит:«Наташенька, а может, мы обойдем мамин запрет? Ты пойми, человек приехал изФранции, через три дня уезжает, ему страшно важно увидеть это полотно, какой отэтого вред? Не боишься же ты меня?»

— А ты что сказала? — спросила Степанида.

— А я сказала, что не могу обманывать маму.

— А он?

— Он просил меня еще подумать и сказал, что позвонитзавтра. Он, видно, наобещал тому французу, и ему теперь неудобно. Как тыдумаешь, может, все-таки пустить их?

— Ну, наверное, можно, но только надо, чтобы ты была неодна. Чтобы был кто-то из взрослых.