– Что это, ядрена кочерыжка, такое?!

Из зала я показала Женьке на Маринку с клумбой в волосах еще больше, чем у Наташи, и от злости схватила его за ворот рубашки.

– Лишние остались, – сказал Женька и втянул голову в плечи, – не выбрасывать же. Начинай! – Махнул он Вове. – Раньше начнем – раньше свободны.

И Вова начал. С глухим стуком на деревянную сцену упал рулон обоев, конец которого Вова крепко держал пухлой рукой. В другой руке у него был микрофон, но Вова решил, что так ему будет неудобно, и положил его на пол. На обоях черным маркером была нарисована бадминтонная ракетка, а в каждой клетке – имя.

– Это сетка, – в полной тишине сказал Вова, – от самой простой бадминтонной ракетки. В каждой клеточке живет по деточке. Вот здесь живет Славка. – Вова показал пальцем на одну из клеток. – А здесь живет Светка. Здесь живу я – это моя клетка. Там дальше – Антон и сестра его Лиза. Наташа и Яна в двух клеточках снизу.

Переводя палец с клетки на клетку, Вова поднимал край свитка все выше и выше, и рулон, лежащий на полу, разматывался, являя залу, как же много детских имен вмещает в себя эта бесконечная ракетка.

– Режет без наркоза, – прошептала Анька, вжимаясь в кресло.

Перечислив всех поименно, Вова снова вернулся к верхней части ракетки и стал водить пальцем по узелкам лески на ее ободке.

– А это вожатые, – громко сказал он, – Женя и Даша, Сережа и Аня, Марина и Саша. – Вова перехватил свиток поудобнее и перешел к соседним узелкам. – Эдик и Таня, Виталик и Лена. Спасибо вам всем за прекрасную смену!

Где-то сзади вострубила в носовой платок Ленка. Виталик сморщился, стараясь не заплакать.

Вова дождался, когда в зале снова наступит тишина, и продолжил:

– А если один узелок вдруг развяжется, то это на лагере всем сразу скажется. Ракетка и так проживет, может быть, вот только воланчик не сможет отбить. Поэтому нужно, чтоб каждый из них был крепок, как узел на лесках тугих!

Окончив свою речь, он сжал ладонь в пухлый кулак и показал всем, какими крепкими, по его мнению, должны быть вожатые.

Где-то под высоким потолком послышалось жужжание. Вова обернулся и увидел на заднике сцены, прямо над головами девочек, огромную тень шмеля.

– Да куда ты? – испугался хрущ и вернул бомбуса обратно под рампу. – Не закончили же еще.

– Дезориентирует, – оправдался бомбус. – Цветы эти на сцене. Цвет с ума сводит. Так что там?

Хрущ посмотрел в зал на вожатские места и вздохнул:

– Непонятно. Комар, слетай послушай. А вы что думаете?

Он задал этот вопрос бабочке, но, когда повернулся в ее сторону, никого не обнаружил. Только новое облачко сиреневых чешуек медленно оседало на сцену, где теперь стоял Валерка.

– Вова закончил? – спросила Анька и выглянула из-за спинки переднего кресла.

Глаза ее были мокрыми от слез, тушь потекла, и она не хотела, чтобы кто-то заметил ее в таком виде.

– Да, там Валерка, – сказала я, – так что можешь уже не прятаться.

Валерка поднял с пола микрофон и показал всем ромашку нашего с Женькой отряда.

– Шестой отряд, – объявил он сам себя и потянул за лепесток, на котором был нарисован шут. – Больше всего в этой смене мне запомнился День памяти и скорби, потому что тогда мы ели сосиски в игровой и пели песни «Короля и Шута», а потом к нам пришел Колян и сказал, чтобы мы выключали своего Кинчева, потому что мешаем ему спать. Но это был не Кинчев, поэтому мы его не выключили.

Анька выдохнула и села поудобнее в кресле.

– Все нормально, – сказала она, – падаем.

На креплении рампы снова завозились. Все так внимательно слушали Вову и следили за реакцией вожатых, что ни бронзовка, ни комар, ни бомбус, ни хрущ не заметили, куда пропала бабочка.

Все это время она тоже слушала Вову, наклоняла пушистую головку то влево, то вправо и наблюдала за вожатыми: за трубящей в платок Ленкой, сморщенным Виталиком, за Маринкой с шевелящейся клумбой на голове. Но внимательнее, чем на всех остальных, она смотрела на Сашку. Тот сидел с отрядом в кресле у колонны, заложив руки за голову, и улыбался, поднимая изломанные брови.

Он один громко крикнул Вове, что тот молодец, и тоже показал ему кулак, обещая, что все они будут крепкими узлами, но, как только Вова ушел со сцены, начал обеспокоенно озираться по сторонам, явно кого-то разыскивая.

«Меня? – подумала бабочка. – Наверное, у него ко мне срочное дело». Никого не предупредив, она взмахнула крыльями и бесшумно сорвалась с крепления рампы.

Не найдя ту, которую искал, Сашка встал с кресла, по дороге к выходу выхватил из зала Галю, и оба вышли в коридор. Нонна Михайловна могла быть в пионерской, тогда они подождут ее там, но ждать не пришлось. Стуча каблуками, Нонна Михайловна уже спешила к ним навстречу. Сегодня она снова надела то сиреневое платье с летящими рукавами, которые от быстрой ходьбы развевались как настоящие крылья. На ходу она засмотрелась на чуть запачканные носы таких же сиреневых туфель и чуть не налетела на Сашку.

– Нонна Михайловна, – сказал он, – я должен вам кое о чем сообщить в присутствии старшей вожатой.

– Что у вас с носами? – спросил Женька и развернул мое лицо к свету, идущему от сцены. – Простыли, что ли? Тогда отсядьте от меня.

– Неужели ты такой бесчувственный тупица?! – возмущенно сказала я, показывая сразу двумя руками на сцену, где стоял наш общий с ним Валерка. – Это Ринат с детьми придумал в палатке специально для тебя! Чтобы у тебя в мозгах щелкнуло и в груди трепыхнулось!

Женька сдул со лба крашеную челку, сложил на груди руки и, вжавшись в спинку кресла, надулся, как хомяк.

– Ну почему же? – спросил он у самого себя. – Трепыхнулось где-то, наверное… Комаров еще напустили полный зал. – Женька подтянул плечо к уху и из такого положения посмотрел на нас с Анькой. – Но все это как-то не по сценарию.

В свете рампы забеспокоилась бронзовка. У нее было много дел, а конкурс все не заканчивался. На сцене стоял третий отряд. Девочка Роза с лепестком в руках рассказывала о том, как ей понравился Праздник репы. Бронзовка ползала туда-сюда по металлической перекладине и при каждом развороте от веса своего тела едва не срывалась вниз. Ее изумрудная спина разламывалась пополам, но крылья приходилось складывать снова.

– Да не суетись ты, – сказал хрущ и встал