Так случилось, что как раз Пилюлькин и был сегодня занят больше всех. Утром пришел заказ Нонны Михайловны: две коробки резиновых перчаток, столько же марлевых салфеток, несколько упаковок бинтов, перетянутые резинками упаковки фенасала, бесалола и левомицетина. «Нонна, Нонна… Зачем столько? У нас пионерский лагерь, а не холерный барак». Еще прислали несколько упаковок седуксена («к черту, все равно не помогает»), десять баночек мази Вишневского, ведро зеленки и, наконец, вот оно – «икра заморская баклажанная» – три таблетки сумамеда, дорогущего импортного антибиотика.

Раскладывая все это по полочкам, Пилюлькин был так увлечен, что не сразу заметил стоящего в дверях Сережу. Его странная просьба лагерного врача удивила, но удивила приятно. Вот уже несколько дней он страстно желал Марадоне заболеть почесухой за то, что тот продал ему пустышку с недоказанным терапевтическим эффектом. Дерево любви, само собой, не сработало, и Пилюлькин уже стал считать поход к нему наиглупейшим и недостойным уважаемого человека с высшим медицинским образованием поступком, как вдруг…

– Самое главное, Галина Ильинична просила, чтобы это сделали именно вы.

– Галина Ильинична сама просила?

– Очень.

– Ну что ж, передайте Галине Ильиничне, что я согласен. До свидания.

Перед занятием в игровой стало невыносимо жарко. Это не было ощущением температуры, которая и в помещениях понизилась, это было просто ощущение. Жар исходил от Женьки в выблядоне, от Глины Глиничны, которая махала своими вязаными шалями, поправляя чепец и выбивающиеся из-под него крупные тугие кудри, от тридцати четырех визжащих детей. Все набились в игровую и никак не могли найти себе места. Вот-вот сюда должен был прийти самый страшный человек в лагере и расстрелять всех пулеметной очередью из-под бровей с проседью.

– Сядь сюда!

Анька указала мечущемуся Женьке на подоконник. Между створками запотевшего окна серебрилась широкая щель, из которой сильно дуло, и она решила ее таким образом заткнуть. Женька влез на указанное место и втянул шею под отложной воротник. Один на подоконнике он выглядел нелепо, как крашеный петух на заборе, поэтому мы сели рядом, как будто на полу нам не хватило места. Сразу же потемнело, Глина Глинична потянулась к выключателю, и в свете заморгавшей дневной лампы в игровой как из ниоткуда материализовался Пилюлькин. От страха дети попадали на маты кто где был, и стало так тихо, что свист ветра в щели, которую закрывал собой Женька, показался воем.

В ослепительно белом халате, таких же брюках и удивительно чистых для промозглой слякоти туфлях Пилюлькин прошел в центр игровой и поставил на пол два ведра глины. Кто-то пискнул, Пилюлькин распрямился. Немедленно из-под белой шапочки, которую он непонятно зачем нацепил, понеслись разрывные: вожатый в помещении в верхней одежде, у пацаненка слева ногти не стрижены, у девчонки во рту жвачка. Проглотила.

– Да что же это вы, Аркадий Семенович, стоите? – сзади к нему подошла Глина Глинична и тронула своей мягкой рукой накрахмаленный, стоящий колом халат. – Вы нам так помогли. Присядьте, полепите с нами.

Ногой она подтолкнула под него маленький детский стульчик и слегка надавила на плечи.

– У детей такое горе, – продолжила она, когда Пилюлькин, охнув от неожиданности, сел. – У них во второй палате Гриша умер. Мы теперь должны сделать ему памятник. Поучаствуйте с нами в конкурсе на лучший памятник Грише.

Глина Глинична развернулась в поисках стула для себя и обдала Пилюлькина жаром своих шалей и сильным запахом краски и разбавителей.

– Кто, простите, умер?

– Гриша, – повторила Глина Глинична. – Но вы не пугайтесь. Гриша – это головастик. Он жил у них под кроватью вместе с остальными, которых они поймали в ручье. У детей было такое отрядное мероприятие. Так вот, они этого Гришу накормили чем-то из столовой. Но вы же знаете, чем кормят у нас в столовой. Это же невозможно есть! Но, к счастью, только первые три дня. Потом уже все равно, конечно… Так вот Грише не повезло больше всех. Мало того что ему не хватило стакана и его поселили в чашке, так еще и… Аркадий Семенович?

– Да-да. Где, простите, они жили? – уточнил Пилюлькин.

Глина Глинична захлопала ресницами и всплеснула руками.

– Да что же вы все переспрашиваете, Аркадий Семенович? В граненых стаканах, из которых дети воду из самовара пьют. С этими головастиками вообще такая комедия. Третий отряд выпустил их в бассейн, а Алексей не заметил, потому что Лена с ними была одна, из-за того что Виталик накануне вечером… – Глина Глинична наклонилась к седому вихрю, торчащему из-под белой шапочки, и понизила голос: – Напился. Только никому не говорите! И давайте уже приступим к занятию.

Тридцать четыре ребенка по очереди подошли к ведрам и взяли оттуда по кому земли, чтобы бросить их в нашу братскую могилу.

– И вы тоже возьмите, – сказала Глина Глинична и шлепнула в стерильные руки Пилюлькина ком грязи. – Лепите пока овал, а я вам расскажу, что дальше было. Вы, наверное, расстроились, что головастики попали в бассейн, но все закончилось хорошо.

Анька заерзала на подоконнике и больно сжала Сережину руку.

– Я тебя ненавижу, – тихо сказала она. – Сейчас она расскажет, чем все закончилось, и мы можем собирать вещи.

– И чем же все закончилось? – севшим голосом спросил Пилюлькин. – Очень интересно.

Никто из детей не мог лепить. Все смотрели, как серые кусочки глины, проваливаясь сквозь пальцы Пилюлькина, падают на накрахмаленный халат, белые брюки и начищенные до блеска туфли, некоторые катятся по полам халата вниз, оставляя тонкие грязные дорожки. Заметив эти дорожки, Женька тоже заерзал, и я погладила его по кокотке и эполетам, чтобы он от волнения не закукарекал.

– Не переживайте, – сказала Глина Глинична, обнимая грязные руки Пилюлькина своими мягкими ладонями, – некоторые из головастиков сразу растворились. Там же столько хлорки. Алексей говорит, что иначе стафилококк не умирает и тогда бассейн не пройдет проверку. А с теми, кто посильнее, пришлось помучиться, но на помощь пришел Коля, музыкальный руководитель. «Чтобы, – говорит, – эту коляску вывести, вы туда личинок стрекозы запустите, они вам всех головастиков и передушат». Не понимаю, при чем здесь коляска, но метод сработал. Только вот что теперь делать с личинками, никто не знает.

– Так они там до сих пор плавают? – переспросил Пилюлькин. – Завтра же в плане бассейн.

Глина Глинична убрала руки и засмеялась. Глиняные шарики запрыгали в пустом кувшине, из-под чепца выбились две тугие кудряшки. Пальцами, испачканными в глине, она подоткнула их под чепец и слегка наклонилась к Пилюлькину.

– Вы опять переспрашиваете! У нас так занятие не получится. Давайте вы как-нибудь придете ко мне в Гриб, я